ᛟ Лживая Сага: На чужих берегах ᛗ | ходы игроков | ᛟ Руна Первая

ссылка
Затрепетали над дерущимися чёрные крылья. Словно дух войны возник над ними ворон Гота. Младший Гудссон не много-не мало узрел в нем посланника богов, словно забыв, что тот сопровождал их весь путь. Ульрик отвлёкся и лишь обидный толчок в спину заставил его вспомнить, где он. Зарычав, подобно обезумевшему волку, Ульрик медленно обернулся. В этот же момент ворон вдруг спикировал вниз и клюнул Гудссона в затылок. Тот покачнулся и припал на одно колено. С чавкающим звуком опустилось колено на пол и стало видно, как бледен разъярённый воин, как много крови натекло под ним. Судя по стиснутым зубам и глухому рычанию, он набирался сил, чтобы встать. А судя по взгляду, который он медленно перевёл с Ревдис на Гота и затем на Родерика, он считал их предателями.

***
Мэри, услыхав просьбу, с готовностью порскнула вниз - туда, где исчез Мьор. Спустя миг, с тех пор, как в проёме исчезла ее светловолосая голова, послышался душераздирающий вопль. Так кричат по умершим. Сомнений не осталось: никаких добрых вестей они не дождутся. Лишь Ульрик нашёл в себе силы едко усмехнуться - он знал, о ком кричит Мэри.

***
Нет, смерти и потери близких да гибнущий замерзающий мир ничему не научили этих пещерных людей. Они по-прежнему доверяли даже пришельцам, коих и знать не знали несколько часов назад.

Хельмунд не был готов к нападению. Он попросту не верил, что гость нападет. По какой причине? Зачем? Он не сразу понял, что стоит защищаться, что Мьор не собирается помочь ему встать, что топор в руке кормчего метит ему в голову.

Кровавая жертва была отправлена северным богам молниеносно и ответом на неё стал женский крик. Окропленный кровью альва с перекошенным от злости лицом, Мьор обернулся и встретил дочь убитого им врага. Мэри закричала, тотчас теряя способность твёрдо стоять на ногах. Жизнь, вернувшаяся к ней, уходила с криком, девушка побледнела и затряслась.
Но может, и она коварная колдунья? Яблоко от яблони. Вдруг ответом на убийство будет заклинание, которое превратит его в камень?

Воин с готовностью принял приглашение посидеть у очага. Судя по сияющему взгляду, которым он всё осматривал драккар, он действительно давно не был дома.
- Моё имя Олаф Свенсон, по прозвищу Бесшумный. Я не был дома пять зим и сегодня боги благодарят меня за смирение. Снова я вдыхаю запах просмоленных досок, доброго эля и мяса, слышу родную речь и даже не сплю при этом!

Отведав вина, он крякнул от удовольствия и вытер увлажнившиеся глаза:
- Я знаю этот корабль, но отчего вы пустились в такую даль?! И почему ваш конунг - баба?! Драккар принадлежит Торугву. Неужто он подох и отдал трон своей дочурке Хильд? Хильд я бы стиснул сейчас в объятиях.. - рассмеялся он, угощаясь вяленым мясом и смакуя каждый кусок.

- Герой, предательство, пока они тут тянули время, к ним на помощь пришли бритты, их много, придется сражаться во всю силу. Гот, помоги мне его надо перевязать.

Говорить не молотом махать, так что это не мешало Родерику бежать по направлению к брату, на ходу отрывая кожаный рукав. Планы были простые, перевязать брата, остановить кровь и передать его в руки лекарям. Говорил же он громко, так что слышать его должны были все присутствующие, даже Мьор внизу.

Учтиво дождавшись пока гость наестся и заведет разговор, молодой скальд ответил Олафу, в задумчивости побирая слова:

- Боюсь, что за те долгих пять зим многое стало по-другому на земле фьордов, и вряд ли новости об этих сменах поселят радость в твоем сердце, о сын Свена названный Бесшумным. Три года как не видели солнца в наших землях, и снег покрывает землю и зимой, и летом. Люди умирают от голода ибо нет места где можно вырастить новый урожай, а берсерки и дикие звери становятся все наглее и смелее и нападают все чаще. Двое из нашего хирда смогли пройти Вёльвбринн и спросить старух, как вернуть солнце. И было им указано, что нужно собрать отряд и двигаться на восток, в эти земли чтобы отыскать ответ. Вот конунг Турогв и собрал хирд добровольцев на своем драккаре дабы нашли они разгадку и вернули солнце на землю, спасая людей от лютой гибели. Сын Гюльви пошел с ними чтобы стать достойным мужем для Сванхильды, дочери Свена Торбьерсона Лихого. Что же насчет бабы. Она была одной из тех героев, что вернулись из Леса Йотунов и принесли их ответ. Второй же из героев перестал быть полностью крови Аска и Эмблы и стал Хозяином Леса Йотунов, - и, прерывая возможный вопрос, пояснил, - даже опоенный медом поэзии сын Гюльви не сможет тебе ответить, как это полностью понимать, но убить его теперь нельзя обычным способом. Они и возглавили поход, но Хозяин Леса пошел отдать часть своей крови чтобы спасти дочь местного конунга. Прости, не смогу сказать больше ибо ушел обратно чтобы просушить припасы и стать стражем у коня моря. А теперь позволь мне спросить тебя, не таится ли в твоей клети раздумий разгадки того, что случилось с солнцем, и как нам его вернуть. Славный конунг Хельмунд постарался дать ответ, но мне недостает мудрости чтобы понять его слова. Да и человеку, рожденному в длинном доме, как ни крути, у меня больше веры

- Ульрик, ты ранен, надо перевязать рану, - выступил вперед Гот, как будто совершенно не заметивший взгляда, которым его одарил младший Гудссон, - Погибнув от потери крови ты не сможешь ничего сделать...

Хоть противником и был иномирянин, но много чести такая победа не принесла - все что увидел Мьор в глазах Хельмунда был страх. Так боялись люди непривычные держать сталь в своих руках или те, кто привык прятаться за спинами других в бою. Об этом ударе не сложат легенд, не помянут в песнях, и тем не менее то как наполнилось жаром нутро понравилось мореходу. Теплая кровь напоминала о летней жизни.

Аруд обернул голову на женский крик, явно не ожидая узреть здесь кого-то из местных. Та самая девчонка, что не перенесла прикосновения стали. Еще одна ведьма.

Сверху окрик кого то из своих, еле прорывающийся через вой духов. Все что ухватил Мьор: «… бритты… сражаться…»

Рывком мореход высвободил топор из плоти убитого альва. Пока ведьма не опомнилась, надо было избавиться от нее - насколько она сильна Мьор понятия не имел. Проверять на своей шкуре не хотел.

Действуя инстинктивно Аруд замахнулся и отправил топор в полет на встречу ведьме из альвхейма.

  Ворон, посланный рукой Ворона, вмешался в поединок. В иной раз это было бы против воли богов, которая единственно определяет, кто достоин победы, но на сей раз был не хольмганг, а просто схватка двух людей, каждый из которых почитал себя правым. И если уж прервался он посторонним вмешательством, то так тому и быть. Не слишком благородно, однако ж и не порицаемо – в тяжкую годину приходится довольствоваться тем, что имеешь. Тем более, что она уже делом доказала, что у Бабочки есть не только крылья, но и острое жало, которое может поставить зарвавшегося мужа на место.
  Ревдис смотрела на склоненную широкую спину Ульрика и практически видела своими вторыми глазами, как вновь провернувшееся в руках копье вспыхивает алым закатным лучом в свете паникующих не-факелов, чтобы молнией впиться в черноту широкой шеи. Чуть провернуть впившуюся в плоть сталь – и под отчаянный хрип послышится короткий и громкий хруст ломающегося позвоночника. Рывок – и новый алый рот раскроется широко, чтоб выплюнуть темную, почти черную кровь. Спазматически дернутся мышцы, проскребут по каменному полу пальцы, кроша ногти – и тяжелое тело мешком упадет на землю, став молчаливой вороньей потребой. Бой будет окончен, и тот, кто нарушает единство строя, оспаривая решение вождя, умолкнет навсегда.

  Бросив презрительный взгляд на хирдманна, дева щита перехватила копье поудобнее и… впечатала пятку оружия в пол в знак того, что не собирается вновь направлять его на дурного, но соратника. К тому же подоспели и Гот с Родериком – втроем, случись что, удастся утихомирить Ульрика: какой бы фэйд на него не нашел, раны мужчины тяжелы, а силы не беспредельны.
  Кивнув уважительно Каррсону, дева попросила:
  - Займись им, прошу. Ульрик, - Бабочка перевела взгляд на воина, - я не желаю твоей гибели. Права я или нет, ты – мой соратник по щитовой стене, и цель, которую мы оба преследуем, одна – пускай и тропы к ней разные.

  Все шло своим чередом, и быстрокопейная воительница, нервным жестом пригладив косы, уже собиралась направиться к Хельмунду. Но слова Гудссона-старшего, а равно и раздавшийся из лаза вскрик заставили ее споткнуться и изменить намерения.
  - Брат названный, - торопливо попросила она Лешата, бросив взгляд сначала на ответвление тоннеля, а затем на Ульрика, - сходи вниз, вслед за Мэри. Там Хельмунд должен быть, и туда, кажется, отправился Мьор. Кабы чего дурного не случилось: не нравится мне этот крик... Задержи их на время, а я пока попробую разобраться. Возможно, понадобится оставить их в заложниках…
  Родерик-Кователь, - обратилась она к мужчине, - откуда вести такие, и почему ты уверен, что бритты пришли на помощь подземникам? И почему именно бритты, а не наши аскеманны, поселившиеся в землях Экландсфарна?

  Дочь Гудлейва, хоть и никогда не покидала пределов Скандзы, знала, что многие мужи Севера не только совершали налеты на богатые зеленые долины Экландсфарна, но даже перебирались туда вместе с семьями, чтобы начать новую жизнь. Слыхала она и о чужаках-вальхазах, населявших эти далекие острова. Еще отец рассказывал, что каждый вальхаз: бритт ли, круитни ли, гэл ли, был в бою невероятно храбр и не щадил своей жизни, очертя голову бросаясь в бой в погоне за славой. Однако ж в лихой отваге их не было направляющей руки, и каждый действовал так, как велело ему сердце, не беспокоясь ни об общей картине боя, ни о соратниках.
  В противовес им, северные хирды в сражении были спаянны основанной на личной верности конунгу дисциплиной – если в походе мужи севера и позволяли себе немало вольностей, то на волчьем пиру действовали, как единый организм, прикрывая друг друга стеной щитов и разя любого приблизившегося противника острыми копейными языками. В этом единстве и крепости духа люди снежных земель превосходили вальхазов – удастся ли воззвать к нему сейчас, если действительно придется схлестнуться с бриттами?

Родерик продолжал оказывать помощь брату, но это не мешало ему говорить.

- По твоему приказу мы приготовились обороняться. Через некоторое время один из посланных вперед вернулся и доложил, что прибыли бритты. И тут у меня все сложилось. Это не альвы, это франки. А франки с бриттами всегда на ножах и объединяются только тогда, когда идут нападать вместе. А дальше сын их конунга себя выдал. Он успокоился, как будто прибыли те, кого он ждал, а еще решил разделить нас. Меня позвал с собой, Рёгнвальда отправил с Мэри, а Ворон должен был оставаться с остальными силами. Приказы которые он отдал я не понял, но и без слов все было понятно, они боялись не справиться сами и послали за бриттами, а теперь, когда те прибыли, хотят уничтожить нас всех.

  Вскинув в изумлении бровь, дева щита слушала размышления Родерика. Слова кузнеца все усложняли: если он прав, то все сказанное Хельмундом - ложь, и ниточка к воскрешению Бальдра оборвана. А она, значит, глупая наивная баба, слепая, как Хёд, недостойная зваться воительницей. И единственная отрада, которую можно найти, это то, что их новоявленные враги - не альвы и не колдуны, а самые обычные люди. Правда, это не объясняло увиденное...
  - Если ты так слышал... - задумчиво протянула Бабочка, - Тогда нам надо забирать с собой конунга и его дочь, и пробиваться к драккару, стараясь не выходить к широким коридорам. Вот только это не объясняет, как же так быстро твои бритты получили зов и откликнулись на него, успев и дружину собрать, и приплыть...
  Почесав подбородок, исполненная сомнений дева распорядилась:
  - В любом случае, так это или нет, а готовыми быть надо. Хирдманны, - возвысила она голос, перекрывая рёв тревожного Зверя, - готовьтесь к возможной сече! Ульрик, не глупи, заклинаю. А я - за конунгом.

По спине мужчины пробежал холодок дурного предчувствия. Случилось что-то непоправимое. Мьор. Мьор? Мьор. Что же ты наделал, глупец? Коротко кивнув, то ли своим мыслям, то ли Ревдис, следопыт вернулся вперёд, даже не глядя на побежденного Ульрика и перестав обращаться внимание на все рвавшегося помочь Гота.

"Один, распятый бог или кто там меня сейчас может слышать.... Нет."

Чему именно Лешат говорил "нет", он едва ли и сам понимал.

Родерик, Гот, Ульрик

Если Ульрик и хотел отстраниться от желающих ему помочь, то больше не мог. Крови натекло порядком и в красном свете она казалась чёрной, контрастируя с его бледным лицом. Ульрик стремительно терял силы, кожаные штаны хлюпали от крови, ткань нижних льняных липла к телу, но когда удалось их снять, чему раненый уж и вовсе не сопротивлялся, увиденное почти уничтожило надежды на его спасение.

То ли боги пришли за жертвой, то ли возмездие настигло воина, но отлетевший нож нарушил ток одного из самых крупных ручьев жизни. И посильнее воины держались недолго, а Ульрику еще удалось сразиться за свою честь, прежде чем он упал. Немудрено, что река его жизни стремительно обмелела.
- Это был достойный поход. Я сделал, что смог, брат. Уберёг тебя от альвов, - с усилием произнёс вдруг Ульрик и улыбнувшись, закрыл глаза.

Мьор, Регнвальд, Ревдис

Мэри, хоть и была слаба, а взвизгнула громко, когда поняла, с какой целью бросился к ней Мьор. Она всё ещё была вне себя от потери, но в отличие от отца у неё были доказательства намерений корабела. Потеряв равновесие, девушка избежала удара, но упала на ступени, прямо в ноги почти скатившемуся с лестницы Лешату.
Глазам следопыта открылась жуткая картина: череп конунга Хельмунда был расколот надвое. Сомнений в том, что корабел убил вождя пещерного племени, не было вовсе. Убил раненого, лежачего, безоружного. Да что случилось с их Мьором?!

Так или иначе теперь пощады от местных можно было не ожидать. Мэри не простит и не забудет страшной кончины отца. Только в одном случае они выкроят для себя время: если устранят ту, что много видела и вместе с отцом спрячут здесь, внизу.

Мэри тем временем ползком попятилась и от Рёгнвальда со спускавшейся следом Ревдис - конечно, теперь в ее глазах они все были убийцами, зверями, приглашёнными в дом и уничтожившими его хозяина. Она понимала, что будет следующей, ведь против троих у неё нет шансов.
- Не подходите, - сквозь рыдания попросила она. Кажется, Мэри совсем не умела угрожать.

Гуннлауг

В какой-то момент земляк перестал жевать и уставился на Гуннлауга, неспешно плетущего нить рассказа. Кажется, более всего Бесшумного поразило упоминание о герое-бабе, ставшей главой отряда.

- Я примкнул к бриттам, когда был ранен и не мог продолжать путь. С тех пор я с ними, но язык их понимаю не столь хорошо. Однако мне известно, что в море утонул огромный железный дракон, отравил воду, землю и небеса. Если извлечь его сердце, то яд перестанет действовать, - чуть понизив голос, рассказал он.
- Я один выжил из отряда, - вдруг продолжил он, - остальные братья облысели, состарились раньше срока и ушли позорнейшей смертью - прямиком из постели, а не с поля битвы. Но я вспоминаю ещё и моих братьев, с которыми мы тогда доплыли до той пещеры бриттов: Магнуса, Отто, Ульрика, Свена, Торвальда, Локи, Хальвдана. Надеюсь, им все же удалось добраться до родных берегов, - он снова вонзил зубы в угощение и даже зарычал от наслаждения.

- Отродье Локи! Что же ты наделал, идиот? - Лешат занёс руку с топором для броска и только в последний момент, огромным усилием воли подавил желание раскроить через Мьёру. Точно так же, как тот несколько мгновений назад, лишил жизни местного конунга.

- Посреди вражеской цитадели вы, два кретина, не придумали ничего лучше чем убить местного вождя. Не зная куда идти, не зная где спрятаться. Не в состоянии даже покинуть крепость. А самое главное - даже не выяснив того, зачем мы проделали ведь этот путь. Ра-ди-а-ци-я. И делайте с этим всё, что пожелаете!

- И помимо прочего, благодаря вашей беспросветной тупости, мы потеряли Гуннлауга. Если от Ульрика этого можно было ожидать, то ты, мореход... Что взбрело тебе в голову? - Говоря это, Лешат зашагал вперёд, взял Мэри за плечи и грубо встряхнул рявкнув что-то вроде "Не дёргайся".

- У нас есть несколько минут чтобы решить, что делать. - Лешат помолчал и сплюнул на землю. - Здесь нам не будут рады уже никогда.

Регнвальд

Мэри в ответ уперлась Лешату в грудь, слабо и безнадёжно. Сил оттолкнуть не хватало: страх парализовал её, ужас чудовищной ошибки сковал тело. Она лишь смотрела в упор на того, кто звался среди своих Героем, и в глазах ее было то невысказанное, что уже не прозвучит. Но прежде всего на Лешата сквозь заплаканные глаза Мэри смотрела ее мать Ирия. «Следуй за сердцем»? Да, Герой?

Мьор

Не успел разъярённый Герой спуститься и произнести жестокую речь, как ведьма приникла к нему, положила руки на грудь и уставилась своими колдовскими очами тому прямо в сердце.

- Ворон, заклинаю тебя топором Тора, сделай что-нибудь.

Сам Родерик без дела не сидел. Не впервой ему видеть красное вино из Валяскьяльва, которое сочится из того, кто уже наполовину там, а наполовину ещё здесь. Но ничто не уходит бесследно, не остановишь поток и душу ясеня битвы уже не вернуть. Поэтому кузнец вытащил у брата ремень и что есть сил затянул его выше раны.

- Ульрик, ты смог открыть глаза нам, теперь открой свои.

  Ворвавшись на лестницу вслед за Лешатом, Ревдис чуть не врезалась в спину замершего мужчины, и была вынуждена вбить ладонь в волшебно-гладкую стену, чтобы не снести и без того неуверенно держащегося на ногах соратника. Шаркнув сапогом по ступеням, дева только и успела что буркнуть раздраженно:
  - Рёгнвальд, ты че…
  И тут Хозяин Леса воздел над головой топор, взорвавшись злобной руганью. Осекшаяся, воительница выглянула из-за его плеча и, обозрев место убийства – по-иному увиденное нельзя было назвать – обомлела, словно язык проглотив. Неверяще посмотрела широким глазами в обрамлении едва подрагивающих крыльев на Мьора, перевела взгляд на окровавленное тело подземного конунга, а потом на его дочь, вжавшуюся в Лешата. Зажмурившись, головой потрясла в надежде, что все увиденное окажется видением. А вновь распахнув очи, убедилась, что все уже свершилось, и назад ничего не воротишь.

Штаны, мокрые от крови, красно-черная лужа в два локтя - все говорило о том, что задета рудяная жила. Как правило, если жилу не затворить за сотню ударов сердца, спасти раненого невозможно. А сколько времени уже прошло?...

Гот опустился на колени рядом с Ульриком и кулаком пережал жилу там, где повыше, почти у самого паха.
- Родерик, достань из моего мешка ткани полоску из тех, что покрепче, - попросил Ворон, - И вторую возьми, скатай в трубочку.
Убедившись, что сказанное сделано, Каррсон продолжил:
- А теперь положи скатку на ногу и наложи повязку. Вот так, хорошо.

Родерик послушно выполнял все сказанное. Он бы с себя сейчас полоску кожи снял, лишь бы помогло.

То ли случай, то ли волшба помогла ведьме избежать прикосновения стали, но путь теперь ей был перекрыт подоспевшим Рёгнвальдом.

– Держи её! – рявкнул Мьор, когда один из Героев разразился тирадой.

Слова тонули в стуке сердца, отбивающего ритм битвы. Словам будет время после, когда последняя угроза в виде альвовской магии падет в лице треклятой девчонки. Она уже тянется своей проклятой волшбой к Рёгнвальду, к сердцу воина.

Верный топор вновь отправился в короткий полет в поисках плоти альва...

Молодой скальд с почтением слушал старшего воина, хоть язык и рвался из клети раздумий вперед мысли задавать вопросы, да подливал вина и угощал дорогого гостя, размышляя о том, что не осталось у него ничего ценного что мог бы преподнести гостю в подарок на правах хозяина. Когда же явно дававшаяся с трудом речь ясеня битвы прервалась, подхватил нить разговора и сын Гюльви:

- А не знаешь ли ты, мудрый танцор пира воронов, на какую звезду и как долго нужно плыть чтобы достичь того дракона и как вырвать у него сердце? Может ли конунг бриттов больше поведать об этом? Это был бы славный поход и может тогда мы могли бы вернуть солнце на землю детей фьордов.

На упоминание же о соратниках, принявших смерть на ложе, постарался приободрить дух гостя словами:
- В Утгарде даже могучий Тор-громовержец не смог побороть старость и болезни с ее одеяния. Так нет же позора в том, что даже могучий воин истлел как ткань в болоте под ее ударами, да еще и став жертвой темного колдовства, если правильно сын Гюльви понял речи сына Свена. Да, и не Ульрика ли Гудссона называл ты среди пришедших с вами и вернувшихся домой? Тогда будет тебе радость встречи с побратимом ибо славный сей воин приплыл на этом самом драккаре вместе со своим братом Родериком-умельцем. Обожди здесь со мной, хирдманы вернутся из чертогов конунга Хельмунда, и увидишь его сам

Родерик, Ульрик, Гот

- Неспроста я нашел те бусы, а? - с улыбкой прошептал Ульрик.
Он говорил и это было добрым знаком. Однако глаза его не открылись, ладони похолодели, а зубы стучали.
- Один уже улыбается мне, брат. Отпусти меня пировать, - с усилием выдохнул Ульрик, но продолжал держаться между мирами.

Гуннлауг

Гость призадумался. Он явно решал для себя какую-то нелегкую задачу. Даже голос понизил, отвечая юному скальду:
- Видел карту, знаю путь. Только они вряд ли дадут вам плыть туда, - он задумчиво пожевал, отпил из рога да и выпалил вдруг.
- Ньорд меня поглоти, если я не поплыву вновь на драккаре! Он будто протягивает мне свои сети. Если я схвачусь за них, он вытянет меня и я наконец отправлюсь домой. Ведь я так долго мечтал об этом, так упрашивал богов! - тихо и пылко говорил он Гуннлаугу.

- Гудсон?! - глаза его вспыхнули так, что дальнейшее уже не нуждалось в объяснении. - Всё не забирает Один этого бродягу! - с восторгом произнес Бесшумный.
- Не думал я, что в обычном походе столько радости отыщу для себя, - он возложил руки на плечи юноши и встряхнул его так, словно он был его побратимом все эти годы, а не Ульрик.

- Отродье Локи. Что... - Лешат ворвался с метательным топором наперевес, но то, что открылось его глазам, это было... Было...

Что это было, как и почему? На все это не оставалось времени. За спиной верная сестра, а впереди родная кровь. Только что сестре угрожал один "товарищ", а Мэри попытался убить другой. Что ж...

Рука не дрогнула, отправляя оружие в короткий полет.


И поэтому, поэтому, поэтому Лешат не был в восторге от большой компании. Все эти люди, отправившиеся в поход, они не были из крепости. Они не были своими, проверенными. И даже из нэпроверенных выделялось двое, которым Лешат доверился бы без раздумий. Один расстался с жизнью, принеся себя в жертву. А вторая... Вторая, видимо, почувствовала то же, что почувствовал он. Или, как минимум, подумала так же. Два орудия смерти против одного морехода.

  Бабочка распахнула глаза вместе с выкриком Мьора и узрела, как вновь восходит в кровавом свете пронзительно-алый полмесяца топора. Можно было не сомневаться - отведав крови отца, он намерен ныне напиться жизнью дочери. А потом, кто знает, и остальных, в недобрый час оказавшихся на лестнице.
  Время разговоров ушло безвозвратно, как ушло детство Мэри, узревшей убийцу над окровавленным телом Хельмунда. Кормчего, судя по всему, обуяло безумие, которое тщетно пытался смыть, отдавая других на потребу волкам и на пир воронам. Что стало тому виной, можно только гадать: пробудили ли они с Ульриком, не ведая, что творят, защитные чары, сами ли настропалили себя реальными и мнимыми опасностями, стали жертвами чего-то неведомого - вариантов было больше, чем снежинок на горном пике.

  И остановить кормчего можно было только одним способом: старой, доброй и привычной сталью. Вновь поднять оружие на соратника, не зная, права ты, или нет. Ревдис не смогла бы ответить, виновна ли в чем-то названная Мэри, но сердце подсказывало воительнице, что то, что сейчас творит Солёная губа - недостойно и низко.
  Копье - не лучшее оружие для боя на лестнице, особенно когда впереди спина союзника. Но именно оно было той единственной рукой, что может хотя бы попытаться остановить обуянного безумием. И Бабочка, перехватив свой верный "Язык немого убежденья", коротким выпадом от плеча ударила тычком, метя в едино возможную цель - лицо кормчего.

После наложения повязки, кровь перестала течь из тела Ульрика. Каррсон достал зажим и пережал жилу.
- Надо бы зашить жилу, - Гот окунул иглу в крепкое вино и попытался восстановить нарушенное.
Жилу затворить удалось, но крови Ульрик потерял немеряно. Ему бы в полежать в тепле и покое, но где здесь найти и то и другое?
Гот налил из фляги воды, положил ложку меда и перемешал.
- На, выпей, это придаст тебе сил, - протянул Ульрику. Настой из изгородь-ягоды, медовые напитки, красное вино - все это помогало восстанавливаться раненым, потерявшим много крови. Но, к сожалению, Гудссон потерял не много, а очень много!

От мощной встряски воина, радость и гордость разлилась по душе Гуннлауга как дома, когда его брат стал первым в борьбе на пиру после летнего тинга. Последнего тинга, который можно было так назвать.

- Ну, не дадут - прорвемся с боем, - ответил скальд, в очередной раз ощущая холодок где-то в области под левой лопаткой, который тем не менее сразу пропал под напором юношеского задора - или, еще лучше, уйдем раньше, чем пещерники поймут. Не по сердцу мне так отплатить неблагодарностью радушным хозяевам, принявшим странников в своем доме и их конунгу, пустившему нас в свой дом и не отказавшему гостям ни в чем, даже в помощи с починкой коня моря. Не ясно мне разве, как нам быть теперь, надо бы все же хотя бы как-то убрать течь в днище, иначе Ньерд заберет всех в свое царство при первом же ветре, да и по спокойному морю далеко не доплывем. Ты опытный мореход, посмотри, не можем ли мы что-то сделать прямо сейчас, пока остальные ведут речи с конунгом Хельмундом. Думается мне, что потом не будет нам часу на это, нужно будет отплывать как можно скорее. Скалу, вход затворившую, тоже сдвинуть как-то надо будет. Но это потом. Пока что прошу тебя о помощи перенести все припасы на корабль и подготовить морского скакуна к дороге.