Тень великана | ходы игроков |

Мать качала тебя в колыбели. Мать носила на руках. Мать кормила грудью. Пела песни и рассказывала предания. Ты узнала, что живешь в благословенное время. Фоморы были побеждены и ушли в море или на свой остров. Племена богини Дану бежали от сыновей Миля и ушли в сиды. Людям теперь принадлежал весь остров. Узнала ты и о пяти королевствах. На западе мудрость, на севере битва, на востоке изобилие, на юге музыка, в центре власть. Позже узнала ты, что живешь на юге. И рассказывала тебе мать из «установления Тары» про края вокруг.

"Водопады ее, собрания, благородные, разбойники, знание, искусность, музыка, песни, мелодии, мудрость, честь, напевы, учение, наука, доблесть, игра в фидхелл, жестокость, бешенство, искусство поэзии, защита, скромность, основы, свита, плодородие — из южной части на юге.
- Из каких же краев? — спросили они.
- Нетрудно сказать, — отвечал Трефуйлнгид, — из Майрг, Майстиу, Райгне, Райриу, Габайр, Габран, Клиу, Клайре, Фемнед, Файфе, Брегон, Бархи, Кенн Кайле, Клере, Кермна, Райтлинн, Гленнамайн, Гобайр, Луахайр, Лабранд, Лох Лейн, Лох Лугдах, Лох Даймдерг, Катайр Конрои, Катайр Кайрбри, Катайр Улад, Дун Бинди, Дун Кайн, Дун Тулха, Ферте, Феорайн, Фиандайн."
И говорила она, что символом юга является арфа барда, ведь с королем Эбером на юг отправился арфист, искусный в благозвучных мелодиях. Тогда как с его братом на север - филид, сведущий в тайных знаниях и магии. И узнала ты, что правитель сидов юга зовется Додб Дерг из Сида Фемен. А вскоре уже не только ползала по полу и делала первые неуверенные шажки, а вовсю носилась по двору.

  Все мы рождаемся для чего-то. Большинство рождается для труда или по необходимости – но не я. Нет ничего дурного в том, что смысл жизни большинства иной: мне просто выпало счастье возводить свой род к самому Милю Испанцу. Последний ребенок и единственная законная дочь своего отца, рожденная в годы его глубоких седин, я рождена для любви и беззаботности. Я, Монэт НикДиармайт, живу в счастье и довольстве, и верю, что так будет всегда.
  Отец мой, Диармайт МакБрес Затворник, король Лох Гура, ведет свой род через Иайра МакКорка, прозванного Уайтне, к самому Эберу Финну, сыну Миля Испанца. Девять детей принесла ему моя мать Домелха Черная из заморских Круитнов – восемь братьев и меня, единственную дочь своего отца. Даже адальтры-наложницы моего отца приносили ему только сыновей: сильна кровь Диармайда, могуче семя. Лишь на старости лет, когда морщины испещрили лицо, а золото волос поблекло до серебра, появилась я: не защитник, ни помощник, но прекрасный цветок последней яркой любви.

  И хоть немного мне весен, нетрудно сказать мне, что королевство отца моего, Лох Гур, тянется от вод реки Мэйг (Maigue) на западе до гор Эблиу на востоке (Sliabh Eibhlinne), от Лох Кулланихида (Loch Cullaunyheeda) на севере до Лох Гура (Loch Gair) на юге. Сердец у нашего королевства два – одно здесь, где проходят мои дни, в кранноге Лох Гура, доме-на-воде, а второе – на берегу великой реки Шеннон (Abhainn na Sionainne), за круглыми стенами Дун Лимних (Dun Luimneach). Народ земель моего отца называется Гайлины, или Гангани (Gangani og Gaileoin), и ведет свой род от экипажа одного из кораблей Миля, капитаном которого был Гайлин Копьеносец. Связаны земли эти клятвой со старшим королем Томонда (ruiri Tuadhmhumhain), который, в свою очередь, принес свои обеты королю королей Предела Мумы (Cúige Mumhan).
  Здесь живу я, Монэт НикДиармайт, которую все пока что зовут Моной – права именовать себя полным именем я еще не заслужила. Но все же я – дочь короля, а не землепашца, и посему, не смотря на свои недолгие годы, принесла три гайса: «не убивать белой коровы», «не засыпать в день полной луны в квадрате четырех стен», «не посвящать песни тому, чье имя не знаешь». И если последние два гайса – только мои, то первый испокон веков лежит на моем роде: ведь именно в Лимних ведет Дорога Белой Коровы (Slighe Finn Bó), одна из трех священных дорог Юга – им, конечно, далеко до Пяти Дорог Эйры, но и они славны и почитаемы и собой, и коровьими колодцами!

  Но нет во всем королевстве места более почитаемого, чем курганы Накадуна (Knockadoon), рядом с которыми в центре подковообразного озера высится мой милый дом. На холме этом, давно оставленном ши, высятся камни бельтайнского круга Льос-на-Грэнши (Lios na Gráinsí - места, откуда боги говорят с друидами. А подле него - дольмен самого Эбера Финна. Каждый год здесь собираются мужи и девы со всей Эйры - и я однажды, когда повзрослею, смогу туда попасть. А пока мне только остается дожидаться Самайна - дня моего рождения, и, пока все празднуют, приходить к волшебным камням и прислоняться к ним спиной, ощущая холодную древность чужого народа.
  Тем более, что он мне не совсем чужд: как старшая дочь своего отца, я ношу фамильную золотую лунлу, которую, по легенде, сам Эбер Финн получил в качестве подношения от поверженных Дану. Есть у меня и добытый во тьме чердака нож из солнечной бронзы: говорят, что Дану не ведали принесенного сынами Миля железа, и все делали из этого мягкого сверкающего металла. И я верю, что моя находка - из этих, принадлежащих ши предметов.

  О себе же маленькой Моне пока сказать нечего: я хочу увидеть море, побывать в Дун Лимних, научиться петь, как Уайтне, пройти по всем пяти дорогам, подняться на вершины Эблиу и тысячу иных вещей. А пока что я живу, учусь, улыбаюсь каждому новому дню и... своему отражению в водах Лох Гура.

Славен король Диармайт. У него есть белый конь по имени Eala, который так красив и быстр, что кажется, что он на самом деле птица. Слава про этого коня прошла по всему югу и многие мечтают получить себе его потомство. Есть у короля железный шлем с гребнем, украшенный серебром, и чеканкой. Есть кольчуга прекрасной работы, меч с рукояткой из кости и копье с двумя наконечниками. Но волосы его давно того же цвета, что и масть его коня. Давно не собирал он своих воинов, не ходил в набеги к соседям за скотом. Осмелели они, сами стали пробовать границы Лох Гура на прочность.
И слышала ты, как служанка тайком говорила прачке:
- Могуч Коналл МакДиармайт. Вот только давно не ходит он, как в молодости, походами в Шотландию. Давно не садился на корабль. Пьет и пирует он в Дун Лимнихе со своими ближниками.
И еще говорила она:
- Храбр Коналл, старший сын короля, храбр, но безрассуден. В битве, как и на пиру, не знает меры и удержу. В самую гущу бросается на своей шести колесной колеснице.
И отвечала ей прачка:
- Сердце мое замирает, когда вижу я Эхри МакДиармайта. Волосы его как пламя, тело - как дуб, взгляд — как молния, голос - как песня, шаг - как танец. Вот уж кто достойный муж без изьяна.
Это они что, твоих братьев обсуждают, болтушки, вместо того, чтобы работать?!

Росла ты в неге.
Росла в любви.
Росла в достатке.
Но чем старше ты становилась, тем сложнее становился и мир подле тебя.
У тебя были отличные учителя. Ты научилась петь, танцевать и играть на арфе, как и подобает благородной деве. Выучила историю своего рода и узнала о других королевствах, ближних и дальних. Скоро, не успеешь и опомнится, приедут оттуда женихи. Покинешь ты отчий дом, как перелетная птица. И брак твой скрепит дружбу между королевствами или погасит вражду. Скоро, но не сейчас. Пока же отец и мать любили и баловали тебя. Может, отчасти и из-за того, что заранее готовились к расставанию. Ты могла попросить у них научиться чему угодно. Хотя, реши ты стать воительницей, как тетка Дара, они бы тебя не поняли и огорчились, особенно, мама.

***
Отшумел Белтайн, распустились травы, зацвели цветы. В этот майский вторник ты гуляла, около холма Накадуна с подружками. Вы шутили, смеялись, пели и собирали цветы. А потом, неожиданно Айдлинн поссорилась с Роаной. Вот, буквально на ровном месте, из-за пустяка. Цветок не поделили. Да так поссорились, что чуть в волосы друг дружке не вцепились. Если бы ты не была принцессой, то, может, и вцепились бы. А так, пошипели друг на друга, как две змеюки, да разошлись. Дальше ты одна гуляла, но недолго. В смысле недолго одна. Навстречу тебе еще одна девчонка попалась. Незнакомая. Одежда вроде простая, но на ногах сапожки искуссно выделанные из тонкой кожи. Волосы не уложены в прическу и не заплетены в косы, но длинные и ухоженные, волосок к волоску. Рост не высокий и не низкий, как раз с тебя. Откуда взялась только? Ты в Лох Гуре всех давно знаешь, и взрослых и сверстников. Не походила она на благородную деву, и на дочь свободного человека. И уж. тем более, не была рабыней или служанкой. Посмотрела на тебя без всякой почтительности, улыбнулась и говорит:
- Поиграй со мной Монэт НикДиармайт.

  Мы – не только наши желания и возможности, но и окружение. Может ли тот, кто живет в горах, научиться плавать? Может ли та, что живет в неге и ласке, стремиться к полной тягот и свободы жизни фении? Может ли та, кто рождена в кранноге, что высится на озере посреди равнин, стремиться к славе девы, стоящей-на-колеснице? Бытие творит нас, хотим мы того, или нет. Оно исподволь кует нас незримыми молоточками пристрастий, вбивает гвозди стремлений в доски жизненного пути и возводит из камней осознания круглую крепость-ронд (rond) личности.
  Дочь Диармайда знала покуда жизнь только с одной стороны, и воспринимала ее через хрустальную призму своей счастливой и беспечной жизни. Тяготы и опасности, набеги и болезни были ей известны, но тянулись в стороне от ее нити жизни. Однако ж, понимая разумом и наказами наставников, что золотые годы тянуться вечно не смогут, она старательно училась всему, что должна знать дочь короля, и превыше всего – искусству управления туатом: от межевых споров до сроков засевания зерна, от податей с рыболовов до защиты пастухов и стад, от соглашений с мастерами золота и железа до мест, куда следует отправлять лесорубов. Зная, что однажды тот, кто станет ей мужем, уйдет в поход, и тяготы защиты земель лягут на ее плечи, обучалась она и мастерству владения копьем и дротом, кинжалом и щитом – случись беда, кому, как не ей, защищать те земли, что станут ее новым домом?

  Но то обучение, хоть и было скрупулезным и ответственным, не было подлинной страстью Монэт: душа девочки пела, когда под пальцами звенели серебрянные струны арфы-кларши (cláirseach), что, по легендам, перешла к детям миля от народа богини Дану, или лютни-круита (cruit), что играла еще в руках первопроходцев. Музыка завораживала ее, музыка и пение, когда голос своей чистотой сплетал звуки в слова, то воспаряя в горние выси подобно птице, то дольно стремясь, подобно ящерице.
  Но, как слова рождали нечто новое, стократ более высокое, так могли стать началом чего-то возвышенного и движения танца. Кружась в бодром ритме шин-нос (sean-nos), Мона забывала обо всем, отдаваясь реке музыки и грации жестов, теряя себя в божественности шагов и взмахах плата, в дробном перестуке каблуков и то вздымающихся, то опадающих волосах, освобождаемых от любых украшений и тканей. Танец не продолжал жизнь – он становился ею, и через него дочь Диармайта прикасалась к высокому, чувствуя себя больше, чем девочкой – ветром и ветвями, волнами и вершинами, волчицей и волшебницей. Как же она хотела однажды выйти в круг файлы (faila), где состязались искуснейшие танцоры округи ли, ста королевств ли, как же она хотела предстать со своим умением перед друидами и филидами, королями явными и сокрытыми, но… ее малые годы держали крепче любых оков и не пускали сильнее, чем любые гайсы.

  Живя возле одного из великих кромлехов, могла ли Мона не интересоваться божественным? Могла ли она, пылкая до всего потустороннего и древнего, пройти мимо осиянных веками традиций служения божествам? Любая дочь знатного хозяина земли знает, как подрезать первый колос, как призвать богинь в помощь и как молить о заступничестве богов, но для той, кто ревностно стремится познавать мир, соседствующий с детьми Миля, этого было недостаточно. Ей было интересно, как сделать так, чтобы откликнулась на зов хозяйка одноименной реки – Шеннон (Sionainne), как получить дар исцеления от богини источников Дамоны (Damona), как восхвалять о плодородии для земли и о славе для мужей Хозяйку Копыт Эпону (Epona), как и за чем обращаться к другим богиням…
  Известное дело, что мудрость бесед с Богами имели в основному белоризные друиды, чья мудрость недоступна для посторонних. Но даже они не всегда могли интерпретировать слова божественных дев – и тогда им на помощь приходили редкие, как нетающий снег, девы-бандури (banduri), способные донести слова хозяек рек и ручьев, лесов и холмов, долин и предгорий – и, конечно же, почитаемой даже мужами доблестными Владычицы скакунов.
  Сама Монэт становиться бандури не собиралась – ей предстояла иная дорога; но знания, как общаться с насельницами чертогов Богов, алкала. Правда, ее больше прельщала не Эпона – тут тоже сказалось окружение. В землях Лох Гура, на полуденный восход от крепкостенного Дун Лимниха – или на полуночный восход, ежели смотреть со стен краннога, стояла широкая и гладкая, как блюдо, вершина холма Нок Грейне (Cnoc Gréine), где людям явила себя сама богиня Солнца, Златолучевая, Осиянная, Весенняя, Прекрасная, Любвеобильная, Ярчайшая, Указывающая.
  А чуть ближе, всего в четырех милях к полуденному восходу от Лох Гура, высился холм Нок Айне (Cnoc Áine), названный в честь жрицы-ши, служительницы Блистающей. О ней ходило много легенд, и грустных, и красивых – по одной из них, сын Эбера Финна, Айлилль Аулом (Ailill Aulom), даже взял ее в жены, и через нее все Эоганахты, и Мона в том числе, стали обладателями капли нелюдской крови. Девочка даже однажды пыталась самовольно посетить капище, расположенное на холме – но в тот раз жрицы ее выгнали, вновь указав Монэт на ее младые лета – несказанная тоска и досада.
  Но все эти препоны не мешали дочери Диармайда любопытствовать, как след вести поклонение и соблюдать все ритуалы и заветы Богинь – и, особенно, как усладить их песней, музыкой и танцем.

...продолжение со встречей следует...

Этот день начинался из рук вон плохо: сначала она смахнула со стола миску с кашей, потом, убирая ее, чтобы родители не увидели “преступления”, умудрилась испачкать длинный рукав платья и не заметить этого: как итог, все тайное стало явным, в она получила заслуженный нагоняй. И пускай ругали ее не сильно, но приятного было мало. А потом еще эта ссора Айдлинн и Роанны, бессмысленная и глупая! Себя Мона считала девочкой выдержанной и рассудительной, по пустякам отношения не выясняющей, и искренне считала, что все ее подружки должны быть такими же: мудрыми, сдержанными, взвешенными в суждениях. А эти две курицы... Ах, ну как так можно!
  Раздосадованная, маленькая принцесса привычно меряла шагами травяные склоны Накадуна, где известна каждая травинка, с детства знакомо любое деревце, где покатость вершины столь же близка, как цветочные ароматы. Здесь было спокойно и уютно почти также, как дома. А еще здесь, около старинного Льос-на-Грэнши, пахнет древностью и тайной, близостью к богам и к миру-на-Изнанке – сладкий, манящий запах. Кипящая поначалу, Монэт быстро успокоилась, и даже была рада, что может с чистой совестью гулять одна.

Появление незнакомки ее немало удивило, хоть и не шокировало: по некоторому сомнению, девочка решила, что перед ней – дочь кого-то из приехавших на поклон к отцу, или из тех, кто дал гайс посетить все священные круги. Ну а то, что она знает ее имя, так кто из гостей не признает единственную дочь Диармайда МакБреса? А что до ее одежд, так тоже невелика странность: может, так одеваются на краю мира, где-нибудь в Айргиалле (Airgíalla)? Вон, по легендам, в Стране Янтаря мужи жуют грибы и входят в состояние безумия, а на далеком юге, за морем, женщины ходят с голой грудью, а мужчины – без штанов! Почему бы незнакомке не одеться так, как есть? Тем более, что прогулка-просто прогулка уже немного наскучила, а поиграть с новым человеком всегда интересно!
Поправив серебряный обод венца и передвинув на расшитом бисером пояске солнечный нож – пусть видит, какая благородная дева перед ней! – Мона изящно поклонилась, мазанув рукавами по траве:
- Да, это я. Можно и поиграть, а во что? И чьих кровей ты будешь, как мне тебя величать?

- Ой, - воскликнула незнакомка, - извини, неловко получилось, я тебя знаю, а ты меня нет. Зови меня Феуд дочь Фуармхора.
С этими словами она стала менее незнакомой, но не сильно. Ты не знала такого рода, видимо она действительно была откуда-то издалека.
А вот твой вопрос о выборе игры заставил ее немного призадуматься.
- Доску и фигуры для игры в фидхелл я не прихватила, - начала она, - да и не знаю, умеешь ли ты играть.
Судя по этим словам, сама Феуд играть явно умела.
- Так что не так много развлечений нам остается. Петь без музыки так себе развлечение, как и танцевать. Но станцевать все-таки можно. Как и в прятки сыграть или загадки друг другу загадывать. Тебе самой что по душе, Мона?

- Я рада видеть Феуд дочь Фуармхора, - степенно кивнула Мона. - Надеюсь, земли Лох Гура придётся тебе по душе, а дорога по ним будет безопасной.
  Решив пока не приставать к новой знакомой с вопросом, кем будут ее отец и дед, девочка продолжила - тем паче, что вопрос, во что поиграть из предложенного, для нее не стоял. Конечно, стоило начать с танцев! Она похвастает своим мастерством, вызовет уважение и почтение, а там уж, на правах умелицы, и, значит, более важной в их паре, решит, что делать дальше.
  - Думается мне, - хитро улыбнулась она, - той, кто любит и чтит танцы, музыка не столь нужна - ведь она и без того в сердце ручейком звенит. Почему бы нам не станцевать друг для друга, Феуд дочь Фуармхора? А кого мы вместе назовем лучшей танцовщицей, та своим словом и решит, во что играть дальше. А коли после трех танцев мнения не сойдутся, так оставим решение на откуп жребию. Как тебе?

- Земля Лох Гура мне уже нравится, - кивнула девчонка, - а что до опасностей, то я мало чего стерегусь, боюсь и опасаюсь.
- Согласна, - воскликнула Феуд с азартом, - сдается мне, что многие достойные мужи и жены, юноши и девы пожалеют о том, что не увидят наших танцев.
- Так как ты хозяйка тут, - она повела рукой, словно охватывая ей окружающие земли, - я уступаю тебе первый танец. Давай, покажи все, на что ты способна, дочь Диармайта.

- Да будет так! - воскликнула Мона, принимая уступку. - Дай только чутка времени выбрать.
  Призадумавшись, какой из танцев повести и чем себе подыгрывать, дочь Диармайта задумчиво начала играть рыжей косицей, за что, будь тут наставницы, обязательно получила бы по рукам. Перебрав в памяти ворох танцев, божественных и смертных, она остановилась на одном из солнечных хóдов, в котором могла показать всю грацию и плавность. Сняв серебряный венец и вытащить бронзовый "сидхейский" кинжальчик, она поклонилась новой знакомице, и ударами металла о металл завела ритм, поначалу плавный, "зимний", но все ускоряющийся к "весеннему" ходу.
  Переступая ногами крест на крест, девочка пошла по кругу, практически паря над травами, голова её, пока склоненная долу, не следила ни за творящими музыку руками, словно жившими своей жизнью, на за вьющимся подобно плющу телом.

Распахну крылья, позову ветер,
Станет сон былью, чтобы был светел
День, который будет первым днем счастья,
Чтоб свершилось чудо, что в моей власти.

  Все ускорялись шаги, поднялась гордо голова, позволяя литься песне. Ход посолонь сменился ещё и кружением вкруг своей оси, а отбивающие мелодию руки все чаще парили, подобно крыльям птицы - движение было важнее музыки. Мона, сама зачарованная танцем, улыбалась открыто и приглашающе.

Я могу звать дождь своим братом,
Я могу дать имена травам,
Я могу дать кораблю волны,
Дать могу волкам свет луны полной.

Я могу дать небеса птицам,
Я могу дать колесо спицам,
Я могу слить с пламенем воду,
Я могу плыть там, где нет брода.

Движения быстрые, смелые - только они позволяют удержать равновесие. Обод и кинжал уже одним движением легли в траву, а сама Монэт продолжила круг, то свечкой тянясь к небу, то склоняясь в поясе к земле, то наклоняясь так, чтобы провести пальцами пр траве. Она то манила Феуд к себе в круг, то закрывала глаза, вовсе забывая о мире вокруг. Самозабвенный, искренний, честный танец - таким делала его Мона.

Я могу сгореть для тебя свечкой,
Отогнать смерть, сделать жизнь вечной,
Подарить весну городам тесным,
И еще могу спеть тебе песню.

Вновь взялась Монэт за нож и венец, отстукивая затухающие шаги. Снова, как в начале, она начала виться подобно волнам. И лишь в самом конце, упав на колени, с тоской посмотрела на Феуд из-под пелены упавших волос, протянув к девочке руки.
Вот только распахну крылья...

Феуд смотрела на танец с восхищением, но было в ее глазах что-то еще, трудно определимое, но явно не такое светлое. Девчонка подрагивала на месте, ей явно хотелось присоединится и танцевать вместе. Но уговор есть уговор, и она сдержалась. Только в самом конце бросилась к тебе, обняла, сплела руки, помогла подняться. Кожа ее была теплой и сухой.
– Отличный танец, Мона! - воскликнула она, - мне он очень понравился. Ты настоящая мастерица. Трудно будет превзойти тебя, но я постараюсь.
Феуд начала танцевать не сразу, дала принцессе прийти в себя и чуть отойти от собственного танца, прежде чем смотреть на нее.


Феуд на секунду замерла, словно прислушиваясь в музыке, что звучала в ее душе. Разом, резко, толчком двух ног прянула с места взмахивая руками - крыльями. Повернулась вокруг своей оси, так что юбка взметнулась, и застыла на удар сердца вытянувшись в струну. Руки подняты вверх, к солнцу, а весь вес тела приходиться на носок правой ноги, вторая оказалась согнутой в колене. Так начался этот танец. Странный, неправильный, с резкими движениями и сменами направления, асинхронными взмахами рук. Не было в нем плавности, не было выверенных движений, которые сменяли друг друга в известных позициях. Казалось, Феуд импровизирует на ходу и сама не знает, что сделает в следующий момент. Нет это был совсем не танец арфы, скорее в душе незнакомки били боевые барабаны и гремели рога охоты. Да и некоторые движения ты точно видела раньше в тренировочных схватках воинов и героев своего отца. Вот Феуд как будто прокрутила в руках невидимые копья, вот закрылась как щитом. А потом снова взмахивает руками птица. Несколько раз во время своего бешеного танца девчонка застывала на месте в странных позах, показывая идеальное владение собственным телом. Вот ее тело стало треугольником, вот солнечным крестом, вот полукругом, опираясь на землю только пятками и затылком. Когда девчонка вскинула ногу вверх, почти до собственного лба, ты поняла, что ее юбка имеет слишком длинные разрезы, не совсем приличные для девицы. Феуд нырнула на землю и остановилась в позе на спине. Перевернулась на живот и сделала телом волну, как змея. Потом чуть приподняла попу и несколько раз быстро взмахнула ножками, упираясь коленями в траву. Кто-же танцует лежа?! Крутанулась, махнула ногами в сапожках и встала без помощи рук. Хвостом вьется грива волос, не успевая за движениями тела. Вот они при повороте головы и согнутом теле скользнули по траве. Вот при резком повороте на миг захлестнули шею танцовщицы. Еще несколько размашистых быстрых движений и вот Феуд танцует уже хоть что-то знакомое. Гордо поднятая голова, руки на бедрах и только ступни быстро и четко стучат по земле. Быстро, еще быстрее, и еще, хоть это кажется невозможным. В конце своего танца девчонка снова застыла на миг на одной ноге, вскинув руки. А потом с резким выдохом бросила их вниз и замерла. Раскраснелась, дышала тяжело. Видно, что вложилась в свою пляску до конца. Подняла на тебя взгляд.

]Раскрасневшаяся, тяжело дышащая, Мона практически упала в руки зрительницы, возвращаясь после мира танца в мир реальный. В тот миг ей было не до соревновательности, не до победного стремления – отдав всю себя движениям, она только приходила в себя. Хотя слова похвалы все же слышались и были приятны, заставляя одновременно горделиво и смущенно улыбаться – оценка своих умений от незнакомого человека всегда дороже, чем от любящей семьи и слуг.
  Но вот начала танцевать Феуд, и всяко высокомерие как рукой сняло, заставив девочку податься вперед и, затаив дыхание, наблюдать за пляской, похожей на… Дочь Диармайда даже не знала, с чем это можно сравнить, но то, как двигалась ее новая знакомица, сколь смело и грациозно она себя вела, было поразительно. Завороженная, забывшая, как дышать, Мона не могла ни отвести взгляда, ни двинутся с места, боясь упустить малейший шажок или момент прыжка.

Дурное чувство – зависть: оно идет от темных ипостасей богов и от фоморов, и порождает в людях злую алчность и желание если не забрать себе, то разрушить предмет зависти. Монэт это знала, и всегда старалась в себе это чувство подавить, благо особо завидовать ей было некому и нечему. Но вот сейчас… Разве можно не завидовать гибкости дочери Фуармхора, ее непостижимой отваге и готовности к вызову, ее телу, способному изгибаться так, словно оно без костей? Девочка хотела бы – но не могла.
  А еще она не могла не восторгаться – так владеть собой, так извиваться, так следовать порыву души мог только человек великой души и богатого таланта. И Мона восхищалась: в ее горящих глазах, в подавшемся вперед корпусе, в приоткрытом рте любой без труда бы прочитал подлинное упоение красотой и мастерством Феуд. Гостья действительно была поцелована Богами – наверняка редко кто из простых смертных смог бы повторить ее движения. А, может, у нее в недалеких предках затесались тонкокостные изящные ши, чьи танцы, как говорят легенды, были наполнены магией?

Поймав своими расширенными от удивленного восторга глазами взгляд завершившей дикую пляску Феуд, принцесса выдохнула, чуть покачав головой, словно не веря увиденному:
- Это было… поразительно. Я в жизни не видела ничего подобного! И даже представить не могла! Научишь?
Прыжком встав с колен на ноги, Мона торопливо дернула головой, отбрасывая непослушные пряди, и решительно поклонилась:
- Как бы ни было мне досадно, признаю твое мастерство, Феуд дочь Фуармхора. Ты – лучшая танцовщица, и я повторить бы твои движения не смогла. Спасибо тебе за возможность увидеть их.

Было видно, что похвала Феуд приятна, но не более, чем приятна. Словно она не видела в своей победе над принцессой ничего выдающегося. У нее даже губы дернулись, словно в некоторой досаде. Но уже в следующий миг девчонка улыбалась.
- Немалого просишь ты у меня, - начала она, - вот только я не собираюсь задерживаться в Лох Гуре надолго. Как мне тогда тебя учить? Тем более, что у тебя и так отличные учителя, и боги явно одарили тебя талантом. А мой танец идет отсюда. - она положила ладонь на левую половину груди. - Я сама бы не смогла его повторить точь в точь.
Дочь Фуармхора сделала паузу, а потом продолжила.
- Но зато я могу тебе показать приемы, которые развивают гибкость. В них нет ничего тайного или сложного. Весь секрет в том, что их нужно выполнять каждый день. Если не будешь пропускать занятия, то через год или два сможешь сделать так.
Феуд не торопясь, явно красуясь, заскользила, заперебирала ступнями в стороны. Так что ноги ее расходились все шире, а туловище опускалось вниз. Остановилась же она только когда села в горизонтальный шпагат. Потом оперлась руками в землю и перешла в шпагат вертикальный, а уже из него встала на ноги.

- Ну что, - спросила она, - вначале показать тебе приемы или будем играть дальше?

Слишком уж спокойная реакция новой знакомой на горячую похвалу задела Монэт, но не особо сильно. С одной стороны, одобрение королевской дочери можно было встретить и с большим уважением, с другой, излишняя неуверенность в собственных силах, и через неё трепетное отношение к любым добрым словам, тоже была бы не хороша. В общем, с точки зрения Моны, собеседница в целом отреагировала нормально, хотя и не совсем правильно. С другой стороны, так ли это важно, если она согласится рассказать, как научилась так танцевать?
Поначалу девочка даже расстроилась, когда Феуд объявила, что возможности на учёбу у неё нет, но быстро воспряла духом, поняв оба ингредиента танца: воспитанная в себе гибкость и выполнение не заученных приёмов, пускай и творчески переработанных, но полнейшее следование порывам духа. Торопливо, пока та не передумала, Мона кивнула:
– А давай!

И Феуд показала, вновь заставив девочку восторженно присвистнуть и в порыве эмоций хлопнуть себя по бедрам. То, что делала гостья, было за гранью танцевального мастерства, и даже, наверное, за гранью допустимого для принцессы, но Монэт было на это наплевать - её завораживает мысль научиться двигаться также волшебно. Тогда её танец, и без того хороший, если верить Феуд, станет поистине чудесным. То-то семья будет в восторге! Да и она сама от себя тоже, куда уж без этого!
– Феуд! - приложила она руку к сердцу, - покажи, пожалуйста: а я попробую их повторить. А потом можно и игру продолжить - но на сей раз выбор за тобой.

Приемы и впрямь оказались очень простые. Например, встать спиной к дереву, а потом медленно нагибаться вперед.
– Ты еще не выросла и природная гибкость не ушла, не успела застыть взрослостью. Все великие воительницы побеждали мужей из-за того, что тем мешала собственная мышечная масса, собственная сила. Поэтому оружие женщины или девы - копье. Оно может бить со скоростью молнии.
Феуд не поучала, а делилась так, будто говорит о чем-то насквозь знакомом. Будто видела этих великих воительниц, ну, или считала, что те кого она видела, великие.
– Не торопись когда гнешься, а то легко себе что-нибудь потянешь. Боль после тренировки должна быть легкой, едва заметной. Но если ее нет совсем, то нужно подумать как сделать упражнения тяжелее.
Дальше девица села на землю. Расставила ноги и начала тянуться то к одной, то к другой. Потом положила одну ногу согнутой на другую и начала ее сгибать, упираясь ладонями. Всего Феуд показала любимой дочери короля десять разных приемов.
– Вот, хватит для начала. Главное делать не долго, а постоянно, изо дня в день. Лучше всего, по собственному опыту говорю, после пробуждения и перед сном. Но у тебя, конечно. Все может быть и по другому. Ты почувствуешь результаты уже через месяц.
Она встала на ноги:
– А как почувствуешь, что все легко дается, сама придумаешь, как сделать приемы сложнее. Или свои придумаешь.
Потом девчонка призадумалась, ведь ей нужно было решить, во что играть дальше.
– Ты пела красивую песню, когда танцевала, - начала она, - значит и высокое искусство слагать слова в строки тебе ведомо.
Она посмотрела в лицо Моны.
– Давай обменяемся несколькими стихами, будто мы с тобой барды на пиру у короля или два мага, что соревнуются в чародействе. - выбрала игру Феуд.
– И раз ты начинала танец, то здесь начну я. Только, заранее извиняюсь, у меня лучше получаются злые слова. - предупредила девчонка и тут же продемонстрировала, что это правда. Сложеный стих добрым точно не выглядел.

Ветер холодный ударит крылом.
Он бьется в лицо не видя его.
Жаркое пламя остынет пеплом.
Вернешься домой не найдя ничего.

Монэт слушала новую знакомую, и диву давалась: дитя обликом, она рассуждала, как мудрая дева, словно за спиной ее были немалые лета. Девочка даже дернулась повторившейся мыслью, ни ши-с-холмов ли перед ней, но быстро отогнала ее: где это видано, чтобы в век железа дети богини Дану бродили просто так без опаски, и общались не с героями, а с маленькими девочками? Скорее всего, быстрая, словно стрела, умом, Феуд повторяла слова взрослых, которые сама хорошо запомнила и пропустила через сердце, а теперь просто передавала их.
Послушно попробовав повторить приемы, Мона поморщилась от боли в саднящих членах: считавшая себя гибкой, она все равно не могла так управлять своим телом. Оставалось только, помассировав плечо и поморщившись, кивнуть:
– Мой слух открыт твоим словам, равно как и разум. Прими мои благодарности, не по веснам разумная Феуд. Я постараюсь следовать твоим советам и, если на то будет милость Богов, однажды мы встретимся вновь, и ты увидишь, какие плоды принесли зерна слов упав на плодородную почву моего внимания.
На сей раз девочка уже не погнушалась поклониться, как равной, подметя широким рукавом землю. А, выпрямившись, сложила перед собой руки, ожидая от Феуд выбора.

Многое она предполагала – почему-то наиболее вероятным ей представлялась старинная игра в загадки – но и тут знакомица сумела удивить, предложив посостязаться на словах, как это делают филиды. Монэт никогда не считала себя искусной в сложении слов в песни, но, как и всякая королевская дочь, могла сочинить пару рифм, хвалебных или благодарственных. Для настоящего поединка этого было недостаточно, но не принять вызов она не могла – мешали равно и любопытство, и обещания. Так что принцесса кивнула, сдержанно улыбнувшись:
– Да будет так. Я никогда не была на eistefort (песенный поединок), и уж тем паче не принимала в нем участие. Но почту за честь померяться речами с тобой, Феуд.

Гостья начала первой – и ее песнь распахнула черные крыла, затмевая собой свет солнца, губя радость и свет, надежду и волю. Странное начало, и страшное. Она задала исто реке слов, и теперь Моне оставалось только поддержать его воды своими… или бросить реке вызов, проложив свое русло. Принцесса сложила на несколько мгновений пальцы треугольником перед лицом, после чего размашисто кивнула. Не став ни извиняться, ни пояснять свое решение, она начала:

Голову клонит клетка стен,
Гул пустоты слово крадет.
Но кто сломает горя плен,
Под пеплом пламя тот найдет.

– Тогда тебе будет еще интересней чем мне, - улыбнулась Феуд, - я-то словами иногда мерилась. - Мы же с тобой не барды, так что, думаю, нам хватит трех стихов, согласна? - спросила она, прежде чем начала слагать слова в строки.
Ответ Моны она выслушала внимательно, чуть кивнула. Словно принцесса оправдала ее ожидания. Потом несколько секунд она напряженно думала. При этом ее губы чуть шевелились. Без сомнения, Феуд зала много стихов, но для поединка нужны были собственные слова. И если ты, даже, опираешься на известные образцы, из них нужно еще что-то сделать.
Вражда пламя в пожар раздует.
Гордость сильных в бою сведет.
Ярость героя славу воздвигнет.
Ненависть жатву свою соберет.

Как и Феуд, Мона была сосредоточена и собрана, подходя к айстефорту как к реальному поединку, где беспечность губительна. Как и подобает одной из дочерей Миля, девочка не собиралась обижать соперницу неуверенностью в себе - мало чести биться с той, кто сама в себя не верит - и была настроена на победу. Тем более, что в танцах она проиграла безоговорочно, а тут ещё был шанс. Мастерство Феуд принцесса пока не оценивала, сосредоточив все силы на то, чтобы показать с лучшей стороны себя, а не найти слабости временной противницы.
Гостья продолжала гнуть свою, темную линию, и отвечать ей стоило по-прежнему, выводя из беспросветной горечи дорожку к светлому и чистому:
- Мудрость значит больше сечи,
Жертва и слово потушат пожар.
Злобу изгонят высокие речи,
Тех, кто богам себя предали в дар.

В последней попытке Феуд не изменила себе, ее песнь по прежнему была темной. Только если первый стих задал тему, а во второй она разгорелась, то в третья была прежде всего печальной. Не было в ней лихости и азарта. К тому же девчонка сложила ее в древнем стиле, в котором слова рифмовались больше по смыслам, чем по звучанию.
– Ушли фоморы. Лишь пена морская. Курганы и камни.
Ушли дети Дану. Сиды в траве. Истлели знамена.
Люди горячей крови, люди обреченные смерти. Земля Эриу.
Катиться, катится, солнечное колесо...
И сама чуть поникла, закончив говорить. Будто эти строки лишили ее остатка сил.

Нового формата песни от Феуд её соперница не ожидала: Мона скорее представляла, что та ухватится за "дар богам", и затемнит эту историю, напомнив о том, что даровавших себя силам мира ждёт не только судьба, но и рок. Однако же Феуд ушла и от чёрных оттенков слов, и от вызова всем и вся, и даже от прежнего сложения речей, предпочтя гармонии выверенных рифмованных строф куда более древний формат стихосложения, которому обучались уже только опытные филиды.
А тема? Тоска о былом и нынешнем, горечь о том, чего не вернуть, предчувствие неизбежности и близости рубежей... Что Феуд этим хотела сказать, что за боль выразила?
Прикусив губу и стиснув кулачки, Монэт склонила голову, отвечая не придуманными на скорую руку, но подсердечными словами:
– Древнее злато все также блестит.
Бронзы клинок не забыт и ясен.
Железо в руках не сотрёт гобелен памяти.
Катится колесо - но обороты помнят.

После того, как каждая сказала все три стиха, Феуд ощутимо расслабилась. А на ее губах, снова расцвела ехидная лисья улыбочка. И вроде молчит и ничего особенного не делает, но... раздражает. Смотрела на принцессу не как на равную, даже, а словно сверху вниз. Но говорила и приветливо и правильно, наверное. – Отлично! - воскликнула девчонка, - никак не ожидала такого удовольствия. На все три мои стиха ты ответила достойно, поэтому предлагаю засчитать тут ничью. Как считаешь? А третью игру выберем вместе. Она помолчала и добавила: – Представляешь теперь, как фелидам приходится непросто во время пиров и праздников. Хотя - тут она покрутила рукой в воздухе. - они все же чаще известные и старые речи ведут.

Глядя на довольную Фейд, словно бы что-за замыслившую, Мона почувствовала, как начинает напрягаться: не спроста, ой не спроста гостья так радуется. Толи замыслила что, толи в ответных строках нашла что-то, что ее порадовало в дурном для дочери Диармайда плане - одни Дану разберут. Но то, что новая знакомая нашла нечто полезное для себя, это точно. Мона от таких мыслей аж поморщилась, ещё не умея держать лицо, на котором все было написано также ясно, как на священном камне.
Однако ж озвучивать свое законное недовольство не стала, сочтя, что в ней может говорить сейчас горечь от того, что не удалось превзойти Феуд. Вздохнув, девочка ответила:
– Признаю ничью, и думаю, что филидам, хоть и непросто, да и не столь тяготно, коли искра в сердце есть, позволяющая строфы складывать. Но то краткие, а если речи долгие вести - тут твоя правда.
Привычно подергав косицу, она продолжила:
– В тела достоинствах тягались мы, к силе духа взывали. Теперь, коль идём словно по испытаниям, разум проверим?

– Хм, и как же ты предлагаешь проверять разум? - сомнение в голосе Феуд можно было есть ложками или намазывать на хлеб вместо свежего, только что сбитого масла. – Только загадки не предлагай, прошу тебя. Я и на стихах себе чуть голову не сломала. Феуд сыграла лицом и телом, всем своим видом изображая, как сильно она просит. Но долго выдержать это выражение она не смогла. Поэтому через несколько секунд приняла карикатурно исполненную позу оратора. - А то как загадаю, загадаю, что нибудь этакое. И чуть подвывая, но глазах ее сверкала смешинка, Феуд продекламировала, явно подражая древним пророчествам и проклятиям. - Что у тебя есть мое, о чем ты и сама не ведаешь?! И тут же ее голос стал нормальным: - Я бы сама предпочла что-то легкое, вроде пряток. Но можем пойти к тебе домой и найти там доску и фигуры для фидхелла.

Глядя на то, как Феуд кривляется, Мона прыснула от смеха, мигом забыв про все обиды. Широко улыбаясь, девочка встала в горделивую, как она сама это представляла, позу и, нацепив на лицо маску умильной серьёзности, ответила, подняв ладонь к солнцу:
– Видно мне, что разумом и умениями ты превыше дщерей милевских своих годов. И ведомо мне, что лишь те, в ком древняя кровь холмов бурлит ясной рекой, на такое способны! А значит, кинжал мой, полтысячи весен назад скованный, раньше держали твои руки, или руки предков твоих! Но ныне он роду Иайра Уайтне служит, и в том разделенье меж нами!
Не выдержав, Мона засмеялась чистым и искренним смехом:
– Не хочу домой! Мне и так хорошо с тобой играть! Давай в прятки тогда! Только, чур, - весело фыркнула она, - в небо не улетать, да в расступившейся земле не таиться!

– Хорошо, - кивнула Феуд, - могу тебе пообещать, что не буду улетать в небо или прятаться в сиде. При этом у девчонки было такое выражение лица, словно она задумала пакость или какую-другую проделку. Феуд мазнула взглядом окрест, как будто уже выбирала место, куда прятаться. Глаза туда, глаза сюда, прошлись по Моне, ушли дальше и резко вернулись. – Стой! И не топчись! - воскликнула Феуд, а потом наклонилась к принцессе почти под ноги и сорвала травинку клевера. Протянула Моне за стебель. И на этом клевере вместо трех обычных листиков, было четыре. Редкость страшная, говорят, удачу приносит. Как только углядела в траве? Феуд показала свою находку, потом поднесла к своим губам, дунула несильно. Клевер чуть пронулся, а потом упруго вернулся на место. И протянула Моне: – Возьми на память о нашей встрече. Дар от чистого сердца. Носи клевер с собой как амулет и он тебе однажды поможет.

– И я, - склонила голову Монэт, пряча задорную улыбку, - могу обещать того же! Как и то, что дальше полёта стрелы убегать от того места, где стою, не стану. А ещё...
Она прервалась на полуслове, удивленная окриком Феуд, и открыла было рот, чтобы поинтересоваться, в чем дело, но быстрое движение гостьи, а потом и вид её трофея так и заставили замереть с открытым ртом и чуть разведенными руками. Приняв дрогнувшей рукой дар, Мона протянула:
– Но ты... Ты же нашла, твоя удача... Но если так говоришь, даришь от сердца, то я приму. Но мне... Хотя... Да!
Порывистым движением сорвав с пальца серебряное колечко в виде раскинувшегося в прыжке оленя, она протянула его на раскрытой ладони Феуд:
– Пускай не удача и не оберег, прими его от меня. И если пройдут годы и понадобится помощь - приди и покажи мне его, и я чем смогу, тем помогу. Таково моё слово. И...
Не выдержав, она бросилась на девочку, заключив ту в крепкие объятия, и громко поцеловала в щеку:
– Спасибо! Теперь, с таким даром, - она лукаво усмехнулась, - я просто не могу тебя не найти!

Вот не производила Феуд впечатление девицы, что никогда серебро в руках не держала. Не играют дочери землепашцев в фидхелл, не танцуют так и так стихи не слагают. Но колечку обрадовалась, и на объятия Моны ответила. И принцесса лишний раз убедилась насколько гибкое и сильное у той тело. Начала было девчонка отвечать как водиться. – Это будет..., но «по чести» проглотила и рукой махнула. – Я не забуду, - своими словами ответила.
Потом были прятки. Мона нашла вначале таящегося в траве зайца, потом ворона, потом Феуд. Хитрая девчонка забралась на высокий камень и притаилась на его вершине. Помог ли ей в этом волшебный листок клевера, только боги знают. Естественно, что потом Феуд нашла Мону, и справилась с той задачей как бы не быстрее. И поиски продолжились, да так, что находили не только друг друга. Вначале нашли Роану, которая собрала цветочков и сплела себе венок. Потом принцессу прибежала искать служанка. Бегала, искала, шумела, кричала, что сам Дирмайт ее во дворец требует. За этим все три девчонки смотрели уже все вместе. А потом Феуд сказала:
– Похоже не дадут нам доиграть. Пойду я.
А потом посмотрела в глаза и еще сказала.
– Теперь я знаю тебя Монэт НикДиармайт. И ты знаешь меня.
И уже шагнув прочь, откуда пришла, Феуд обернулась. Усмехнулась своей лисьей улыбочкой и бросила:
– А загадку ты не отгадала.
И язык показала, зараза, а потом ушла за камень, на котором пряталась во время первых пряток.

На ответ гостьи Монэт кивнула утвердительно – принято, значит: словом договор скреплен, а это надежнее всех иных скреп. Чего тут дальше слова разводить: все у них вышло почти как у взрослых, и не надо разводить дальнейших речей. Слова пригодятся, быть может, потом, спустя много лет, когда пути Феуд приведут к обители Моны. А пока что… да здравствует игра!
Сколь бы не была загадочна Феуд, сколь бы не по годам мудрой не казалась, а спрятаться ей все одно не удалось. Привлеченная четырьмя лепестками удача, собственная наблюдательность и последовательность в поисках увенчались успехом. И даже то, что гостья сама была не менее успешна, дочь Диармайда ничуть не огорчало: прятки и созданы для того, чтобы кто-то находил кого-то. А если игроков больше, так тем лучше – смех и веселье сразу возрастают многократно.

Но, к сожалению, долго время беззаботности продлиться не могло: у нее, как у дочери короля, были свои обязанности, и пренебрегать ими было никак не можно. Так что, вздохнув тяжко, понурившая голову Мона была вынуждена согласиться:
- И верно. Раз отец зовет, то все королевство на уши поставят, по меня к нему приведут. Прости…
Под пристальным взглядом гостьи девочка аж почувствовала себя неуютно, но ответствовала в тон ей:
- Теперь я знаю тебя, Феуд дочь Фуармхора. И ты знаешь меня. Не в последний раз видимся!
Помахав новой приятельнице, Мона уже собиралась идти на зов, но та снова заставила ее встрепенуться, единственной фразой превратив озадаченность Моны в задорное возмущение:
Да ты… Я, вообще-то… Эла! До новых встреч!
Расхохотавшись, девочка повернулась к Роане:
- Ну дает! Язык острее дрота, ловкость как у лосося, мудрость достойна вепря, хитрость словно у лисицы!
И уже тихо добавила себе под нос:
- Хотела бы я быть такой же…

***
Принцесса вместе с подругой и служанкой припустила во дворец. Роана была дочерью старейшины, который занимался скотом, то есть был одним из уважаемых и богатых людей в королевстве. При этом он был вдвое моложе МакБреса, ведь сменил на этом посту своего почившего отца, который и был ровесником и другом короля Лох Гура.
Отец никогда не упускал возможность похвалить или приласкать свою любимицу. То что сейчас он ограничился только доброй улыбкой говорило о том, что король сильно занят или озабочен. И вскоре ты узнала причину этого.
- Дочка. Гонцы донесли, что к нам едет посольство от верховного короля западных земель. Не знаю, что им тут понадобилось, ведь мы далеко не соседи. Но вечером будет пир, так что отправляйся отдыхать и наряжаться, цветочек. - на последних словах Диармайт опять улыбнулся. - Ты буквально расцветаешь на моих глазах. Красива как Брес.

  Запыхавшаяся, с листиком в волосах вместо мешавшейся диадемы, и дырой на юбке - проклятый шиповник! - и небрежно заткнутым за пояс бронзовым ножом предстала Мона перед своим отцом. И, как это было у неё заведено, ежели рядом нет посторонних, с громким визгом бросилась обниматься:
  - Папа! Доброго дня и обилия стадом и полям!

  Отлипнув, наконец, от мужчины, девочка отступила на несколько шагов и, огладив одежды, пристойненько сложила перед собой руки и опустила голову, внимая королевским речам. А послушать было что! Визит достойных гостей всегда был праздником, и тогда главная аула-большая зала краннога полнилась весельем, песнями, похвальбой и занимательными историями из далеких земель. Тем паче, раз земли послов не граничили с владениями отца, то и делить было нечего, и не будет ничего, что могло бы испортить праздник.
  К тому же, а вдруг, там будет и Феуд: ведь она запросто может оказаться дочерью того посланца, что предупредил папу о приезде людей ард-ри западных земель. Тогда можно будет не только послушать взрослых, но и вволю наговориться с умной и неординарной девушкой! Если так и выйдет, то она познакомит её со всеми подругами, а когда настанет мужской час, уволокет всех в свои покои, где они до рассвета будут играть и общаться, пока сон не одолеет радостную бодрость!

  Отозвавшись речам Диармайда, его дочь приложила ладонь ко лбу, сердцу и животу:
  - Я просто взяла лучшее от мамы и папы! И подтвержу делом, что не только внешностью, но и достоинством, нарядившись к пиру так, как подобает, и держа себя так, как и должна дочь правителя Лох Гура и земель окрест!

  Присев в подобии поклона, девочка не выдержала и, рассмеявшись, подскочила к отцу, звонко чмокнув его в щеку.
  - Люблю тебя! Все, я тогда побежала-побежала!
  Вскоре, ворвавшись в свою комнатку с шумом, словно боевая колесница, хлещущая через край эмоциями Монэт с порога заявила:
  - Гленна, Риса! У нас вечером пиршество! Я хочу чего-нибудь перекусить и, раз ночь будет долгой, лечь спать. А вы соберите мне, пожалуйста платье: пяти цветов, как и положено. Белое нижнее, синюю тунику-luine с серебряным шитьем, мою любимую, малиновые сапожки-cuarуg и зелёный плащ-fallainn. Поясок, конечно, фибулы к плащу, браслеты, серьги. Причёску ещё построить надо... Поспешим!

Посланца верховного короля Запада завали Тиарнах МакРуад. Он был высок, могуч, рыж, громогласен. Настоящий герой. Его красная рубаха была расшита золотой нитью, а на его толстой, мускулистой шее было три золотых ожерелья. И рукоять его меча тоже была украшена позолотой и драгоценным янтарем. Его сопровождал десяток спутников. Они, без сомнения. Были достойными мужами, но несколько терялись на фоне своего предводителя. О делах сразу никто говорить не стал, это было не по вежеству. Тиарнах передал МакБресу сундук с дарами от своего короля и преломил с ним хлеб. А потом начался пир. Мона успела и выспаться и отдохнуть и нарядиться. Так что блистала юной звездой не только на фоне своих подруг, но и не терялась на фоне девушек постарше и женщин. К ее огорчению в свите посланников не было ни женщин, ни девочек, хотя ее интересовала, конечно, вполне определенная Феуд.
Пир был обычным. Что принцесса пиров не видела?! Из ее братьев за столами было только трое, но это ничуть не мешало веселью. Столы ломились от еды и питья. Чего тут только не было, и зажаренные целиком поросята, и мясо печенное и варенное, и рыба, и хлеба, и сыры, и фрукты. Виночерпии разливали эль и хмельной мед и вино. Музыканты играли. Поднимались рога, произносились здравницы и короткие речи. Солнце уже упало за горизонт, а на небе зажглись звезды и луна. Скоро мужчины должны были остаться одни, чтобы обсудить свои дела. В это время двери в пиршественный зал распахнулись и в чертог, чуть косолапя, уверенно зашел новый гость. И если он прошел стражу у ворот краннога, значит они не смогли или не осмелились его остановить. Был он пожалуй пониже Тиарнаха, но настолько широк в плечах, что казался скорее медведем вставшим на задние лапы или ожившей скалой, а не смертным мужем. Впрочем одет он был как благородный человек.
- Будь здрав, король Диармайт МакБрес! - воскликнул он громко, - Мир твоему дому!
Голос незнакомца был под стать внешности, низкий бас, больше напоминающий рык. Впрочем незнакомцем он оставался недолго.
- Имя мне Дерб Победитель Десяти. Я так спешил к тебе, что чуть не загнал коней в колеснице и обогнал всех своих людей. Ах, да, я явился к тебе по воле и слову повелителя уладов Конгалла МакКехта.
Среди подвыпивших гостей и хозяев прошла волна шума и возгласов. Вот так, то густо, то пусто. Не было и не было гостей, а тут посланцы сразу двух королей явились. Явно не спроста.

  Немало есть дел, достойных короля, но мало какое из них сравниться с широкодушным пиршеством. Раскрывая врата своих запасов перед подданными и гостями, владыка объявляет всему миру, что земли его изобильны, урожаи богаты, а хмель и мед не заканчивается. Пиром король являет свою щедрость и выполняет долг отца перед детьми, приносит в жертву то, что имеет, ради того, чтобы вновь оказаться одаренным обильными запасами. А посему пир - нередкое празднество, особенно в богатых землях Лох Гура: но все равно каждый раз приятное и взгляду, и слуху, и, конечно же, желудку.
  Но когда пир собирается во имя одного из великих празднеств, или в честь значимой события, или ради визита достойнейших из достойных гостей, тогда, о, радость возрастает стократ. Новые люди приносят новые истории, повара стараются вовсю, а мужи и жены демонстрируют лучшие из своих нарядов и украшений.
  Так было и сегодня на застолье, поводом которому стал визит Тиарнаха МакРуада.

  Ожидая свою новую подругу Феуд, Мона расставались, как никогда, отнесясь к наряду со всей серьезностью. Цвета должны были быть гармоничны, каждая складочка - пребывать на своём месте, фибулы - блистать майским солнцем, а серьги и бусы, ожерелье и кольца - не привлекая внимание на себя, подчёркивать красу и стать маленькой хозяйки. Причёску с вплетенными в косицы цветными лентами Монэт просила переделать трижды, пока не сочла, что получилось не просто хорошо, но даже великолепно. Только тогда она спустилась вниз, сияя доброжелательной и открытой улыбкой ребёнка, не знающего горя сильнее расцарапанной коленки.
  К несчастью девочки, Феуд не пришла: толи её родитель не счёл нужным звать ребёнка на пиршество, толи сама необычного мышления многоталанная дева отказалась от визита, чтобы заставить дочь Диармайта понервничать и ещё пуще загореться желанием встречи. Однако ж иные гости отца примирили Мону с отсутствием новой знакомой: во все глаза она смотрела на славного сына Руада, и, затаив дыхание, внимала раскатистому грому его голоса, периодически даже забывая о трапезе. А послушать было что: тем более, что роскошь одежд и клика королевского посланца свидетельствовали, что удача к нему благосклонна.

  Монэт с нетерпением ждала, когда женщин попросят уйти, чтобы попытаться остаться и подслушать, наконец цель визита, но жажда эта возросла стократ, когда к застолью присоединился ещё один герой и королевский посланец, чей облик говорил сам за себя, что муж этот живёт песней битвы и знает толк в снятии голов с шей.
  Пока все обсуждали явление нового гостя, Мона склонилась к самому уху сидевшей подле неё Айдлинн:
  - Эла! Душа моя, у меня к тебе будет просьба: я хочу задержаться здесь, - она указала взглядом под стол, - и прознать, с чём два старших короля пришли к отцу. Передай девочкам, чтобы уходили стайкой, как птички, и говорили если что, что я ушла со всеми играть в фидхелл. А потом задремала, у тебя или Роаны, не важно: чтобы не искали и не беспокоили. А я, как вернусь, все расскажу.
  Призадумавшись, она добавила:
  - Если, конечно, в подслушанном не будет тайны, запечатавшей мои уста.

Естественно, у Моны все получилось. Эла согласилась ее прикрыть и передала просьбу принцессы дальше. А девчонки были достаточно сообразительными чтобы понять, что от дочери короля просьба почти ничем не отличается от приказа. Правда за ее спиной переминалась одна из служанок, не намного старше самой принцессы. Ее, кажеться, звали Тирой. Но оказалось достаточно повернуться к служанке и сделать страшное лицо, у насколько это можно было при миловидной внешности Моны. И служанка прекрасно поняла безмолвный приказ, вначале отвернулась, а потом отошла в сторону. Умненькая. Сможет потом честно и с чувством правоты ответить: «ничего не видела, ничего не слышала», если ее спросят о принцессе. Может ее чем-нибудь потом вознаградить за сообразительность?
Правда место для подслушивание оказалось так себе. Никакого удовольствия от кучи ног вокруг. Да и воздух был похуже, чем сверху. Зато можно было услышать новости из первых уст. К тому времени как принцесса спряталась, Дерб успел занять место за пиршественным столом. И его ноги было сложно перепутать с другими, такими они были массивными. Потом дошло дело и до дел. Первым говорил Тиарнах МакРуад.
- Многие лета тебе, Диармайт МакБрес прозванный Затворником. Обильны твои земли, могучи сыновья и прекрасна дочь. Мало кто сравнится с тобой по доблести, и щедрости и благородству. Услышал мой повелитель король запада Слейбхин МакНуаллана, что есть у тебя белый конь по имени Лебедь. И конь этот настолько могуч, прекрасен и быстр, что воистину он конь королей. Но «битва требует короля», а ты давно не выезжал на войну или поход на соседей. И просит Повелитель Запада у тебя этого коня в дар. Взамен он пришлет тебе три раза по десять коней, десять белых как морская пена, десять вороных, как ночь, и десять рыжих, как огонь. Кроме того ты получишь три раза по сто коров, тысячу свиней, тысячу баранов и тысячу серебряных цепочек. А еще он пришлет тебе в знак дружбы свой собственный меч с рукоятью из золота и бронзовый котел, в котором можно приготовить еду сразу на сотню доблестных мужей.
Складно умел говорить Тиарнах, но после его в зале поднялся шум. С одной стороны дары за коня были обещаны более чем щедрые, и сделано это было со всем вежеством. С другой, ну как бы земли ее отца входили вообще в другое королевство. И конь был воистину знаменитым. С третьей же стороны, нельзя было не признать правду. Ее отец давно не воевал.

Потом выступил другой гость. И, как нетрудно догадаться, на ту же тему.
- Мудрый фелид раскрыл моему королю планы правителя запада, - прогремел тот, - именно поэтому я так торопился сюда. Лучший конь должен принадлежать лучшему воину. Так что мой король даст тебе, Даирмайт МакБрес все то, что тебе уже предложили. А сверху этого боевую колесницу. Десять прекрасных кольчуг, крепких стальных шлемов, десять несокрушимых щитов и десять тяжелых копий, окрашенных в красный цвет. И ты всегда сможешь рассчитывать на нашу дружбу и военную помощь.
Шум поднялся еще больше. Если до этого все было относительно нормально, хочешь принимай предложение, хочешь отказывайся, то теперь при любом решении останется недоволен один из четверых королей частей света. Если не сразу оба. Уууууууу...
И что должен был ответить отец?!
Естественно, Диармайт ответил, что такие важные дела наспех не решаются, и он будет держать совет со своими сыновьями и лучшими мужами королевства. А пока предложил обоим посланникам быть его гостями до того, как решение будет принято.
И Мона было решила, что все интересное осталось позади. Главные слова были сказаны и мужам требовалось их запить и заесть. Вот только не успел пир разгореться дальше, прежде чем потухнуть по естественным причинам, как пламя гаснет поглотив все дрова. Опять случилось непредвиденное.
Вспышка шума.
Потом Мона услышала слова отца:
- Зачем ты явилась?! - и тон его был далек от доброго и спокойного.
В ответ раздались слова Ивоны, одной из наложниц короля. Эта девица отличалась яркой красотой, но была недалекого ума. Если говорить по простому, то красивая дурочка. Впрочем, для таких как она, ум и не нужен. Ее чуть визгливый звонкий голосок Мона тоже прекрасно знала:
- Госпожа дала мне золотой кубок и велела вручить в дар достойнейшему воину!
Ой, дура!
- Но не сказала кому!
Нет, ну дура же.
Мона могла буквально представить как эта телка хлопает большими глазищами на смазливом личике и беспомощно озирается по сторонам.
Ноги под столом пришли в движение.
Вскочил Тиарнах Мак Руад, это же его красные сапожки.
Дрогнули живые колонны, поднимая вверх Дерба Победителя Десяти.
А эти сапоги и штаны Мона тоже знала. Еще бы, один из ее братьев, Эхри. Второй по старшинству.
И еще пара две пары ног подняли своих хозяев.
Ой, что сейчас начнется!
И что за госпожа?! Вряд ли мама Моны могла сделать подобную глупость.

  Под столом прятаться было, конечно, неудобно: ноги, запахи, общая стесненности. Да еще риск получить случайного пинка, не говоря об испачканном платье! Но все неудобства стоили возможности первой из дев узнать тайны переговоров взрослых мужей, тем паче, что интерес двух старших королей к их собрату младшему встречается не столь часто. Особенно, когда интерес этот поразительно одновременен и явно горяч.
  Когда Тиарнах МакРуад, посланец короля королей народа Эмахта (Rí ruirech in Fir Ol nEchmacht), владыки Запада, произнес свою речь, Мона, не сдержавшись, охнула: хорошо хоть, ее негромкий возглас оказался неслышим за гомоном удивленных мужей. Но не успела она осознать сказанное, как залу заполнил гром речей Дерба Победителя Десяти, посланца короля королей Пятины (Rí ruirech in Chóicid), владыки Севера и народа Уладов – и Монэт снова воскликнула в удивлении, да еще пребольно ударилась головой о столешницу, попытавшись невольно выпрямиться.

  Пока отец с советниками негромко переговаривались, девочка, передвинувшись подальше от чьих-то сучащих ног, облокотилась на одну из подпорок и совершенно невоспитанно запустила пятерню под косы. Она догадывалась, что папа попал в крайне неудачное положение. Откажи одному – второй обидится, да и король королей Предела Мумы будет недоволен, что один из королей туата подарил своего славного жеребца владыке иных земель. Откажи всем, сохранив благорасположение своего владыки – обидятся два других хозяина четверти Эйры. К тому же, как ни крути, ныне Лебедь и вправду был слишком хорош для отца, а из братьев на нем никто не вступал в схватку. В таких ситуациях все песни говорили ясно: такие великие вещи и создания должны принадлежать тому, кто может ими пользоваться, иначе они потеряют свою силу. А, значит, папин отказ приведет к тому, что эмахты и улады будут иметь полное право вторгнуться в Лох Гур и предать его железу и пламени, силой пытаясь отобрать любимца Рианнон.
  Вот и как тут поступить? Ответа у маленькой принцессы не было, зато имелось достаточно веры в то, что отец найдет выход из тупика, куда его завели собственные долгие лета и недостаточная боевитость сыновей.

  Но беда не приходит одна. Явление Ивонны, явно подговоренной каким-то злокозненным ши – ну а кто еще мог так задурить голову бедной дурочке, и сделать это во вред туату? – шокировало Монэт не меньше, чем всех остальных. Всех остальных рассудительных, конечно, потому что те мужи, для кого звон славы был превыше всего, услышали в словах Ивонны только вызов. И последствием этого могло стать только одно – жестокое и беспощадное кровопролитие за право зваться лучшим из присутствующих.
  И как же могла помешать беде она, маленькая девочка? Сказать, что сейчас весна, время для воинов слова, а не клинка? А ее послушают? Есть только одна возможность – отвлечь внимание всех присутствующих, перевести их внимание на другую задачу, а там, если будет милость богов, и решить вопрос с «достойнейшим». А значит…

  На четырех мослах споро ринувшись к концу стола, Монэт выскочила из своего надежного укрытия и во весь голос, заламывая руки, запричитала:
  - Папа, папа! У меня под кроватью фомор! Настоящий! Скрюченный, однорукий, одноногий, одноглазый, серый, как море, и пыльный, как старый плащ! Мне страшно! Он ворчит и пыхтит, и хочет меня съесть, как усну! Спаси!
  Девочка надеялась, что, отвлеченные вызовом, мужчины и не задумаются, как она здесь оказалась А если кто вызовется на помощь, а не осмеет ее, того и можно будет назвать героем.

Когда Мона выбралась из-под стола, то платье ее было в пыли. Да еще несколько пятен от жира на подоле и на рукаве, возле локтя, мокрый след от вина. Кто-то из пирующих уронил кубок и хмельной напиток растекся в лужу. Девочке не повезло в нее попасть. Врочем, многие из пирующих мужей были не лучше. Лица красные и потные, глаза сверкают, речи гневные и полные бахвальства. Дерб Победитель Десяти успел усадить обратно за стол одного из спутников Тиарнаха. Припомил ему, как тот вторгся на земли северян за стадом скота, но был разбит и бежал. Сейчас от лаялся с самим Мак Руадом.
- Помнишь как улепетывал от меня у Черного брода?! - ревел один, роняя слюну на густую и длинную бороду.
- Я тебе там оставил две отметины! Дротиком и копьем, а ты меня не зацепил не разу.
- Ты просто ловко удирал, мальчишка! Если бы не резвость коней, я бы снял тебе голову!
- Я с тех пор возмужал! А ты постарел!
Они были так увлечены, что не заметили появления Моны. Да и остальные пирующие не обращали на юную деву внимания. Точнее один обратил, но спьяну принял ее за подавальщицу и попытался хлопнуть ладонью по попке. Промахнулся, к счастью. А то пришлось бы расцарапать ему лицо или облить водой, чтобы немного пришел в себя. Так что принцесса легко добралась до нахмуренного отца. В своем стремительном передвижении она проскочила мимо Ивоны. Так стояла как будто ее обратили в камень, с растерянным выражениям на личике. Только руки с кубком чуть подрагивали, видимо он был тяжелым. Но хоть, глазами с длинными ресницами не хлопала, корова. Хорошо еще, что кубок в руках наложницы привлекал сейчас больше внимания мужчин, чем ее большие груди, которые чуть не вываливались в прорезь платья. Кубок, насколько можно было заметить, походил на настоящий. Тяжелое золото, а не сухие листья из леса, притворившиеся чем-то другим по воле ши. Изящная работа. А еще Моне почудился короткий смешок, который сопровождал ее порыв. Не опасность, но ее тень, не угроза, а неопределенность, не вопль, а отзвук, словно морок, тьма и ночной туман на секунду промелькнули среди огней пиршественного зала.
Хмурый отец, выслушал быструю речь дочки. И на его лице блеснула короткая улыбка. А потом Мак Брес показал, что по праву занимает свой трон, несмотря на возраст и седину. Король встал и вскинул руку.
- Молчать! - и столько было в нем властности и уверенности в своей правоте, что тишина упала на зал.
- Стыдитесь, герои! - воскликнул Диармайт. - Вы мои гости, а ведете себя подобно лесным зверям. Вот вам мое слово! Завтра, при свете солнца, все желающие сразятся в поединках за кубок, пока он не обретет своего владельца. Пусть за вас скажут дела и воинское искусство, а не слова. Пир окончен!
После этого Дармайт положио руку на плечо Моны и уже другим голосом сказал:
- Пошли, егоза! За попытку хвалю, но тебя бы они не послушали.
За королем стол покинули его сыновья. И прочие обитатели Лох Гура тоже начали покидать свои места. Тишину после речи короля снова сменили разговоры. Но теперь забияки остыли и не стремились схватиться друг с другом немедленно.

  Дочь Диармайда была жутко раздосадована, что на ее выступление не обратил внимания никто, кроме папы: герои как бахвалились, так и продолжали бахвалиться, и никто, ни один храбрый муж не услышал, что сейчас от него нужен подвиг, а не трескучие слова. Что поделать: мужской мир, мужские законы, мужские стремления. Делов им до маленькой девочки! Говоруны! Благородные, славные, достойные стать героями песен – но говоруны! Эх, будь она повзрослее…
  Совершенно недостойно дочери короля шмыгнув носом и утершись рукавом, Мона исподлобья посмотрела на спорщиков – и тут с силой древнего дуба загремел папин голос. Девочка аж приоткрыла рот, слушая, как мудрые речи останавливают словесный паводок подобно надежной плотине – вот это благородство, вот это достоинство! Эх, хоть и седы волосы отца, но он все равно самый сильный из здесь присутствующих, пускай не телом, но духом! Проступившие было слезки мигом высохли, а недовольная гримаска сменилась искренней улыбкой. Прильнув к Мак Бресу, принцесса спрятала нос в его одеждах, гордая тем, что она – дочь самого славного из королей Зеленого Острова. И только потом, подняв на мужчину восторженные глаза, она кивнула:
  - Конечно, папа. Прости, что не смогла заставить их услышать себя… и только за это! Мне правда было интересненько!

  Покинув чертог, так и не отпустившая руки Диармайда девочка поинтересовалась, старательно копируя размеренную речь взрослых:
  - Мой отец и повелитель! Окажете ли вы милость своей дочери присутствовать завтра на состязании и подивиться мастерству равно братьев и приезжих героев? А я, в свою очередь, обещаю вести себя хорошо и не делать ничего, что могло бы вызвать удивление алибо недовольство благородных мужей. Ну пожа-алуйста!

  …Чуть позже переодевшаяся ко сну Мона грустно рассматривала изгвазданное платье, недовольно качая головой.
  - Ну почему под столом так грязно? И как меня угораздило вляпаться в разлитую подливу, а потом еще и в вино? Гленна, Риса, вы только не ругайтесь и не говорите никому, и особенно маме, а я помогу его отмыть. А пока, прежде, чем я поведаю о том, что слушала этими ушами и видела этими глазами, прошу привести ко мне даму Ивонну – я хочу с ней пообщаться за медовой чашей. Не хмельной, конечно же. Хотя, - перебила дочь Диармайда сама себя, - не надо. Вернее, надо, но не нынче же: думаю, в эту ночь она будет долго беседовать с отцом. А вот завтра поутру, когда солнце распахнет мне веки, тогда и можно будет с ней поговорить.
  Намотав на пальцы тяжелую прядь, девочка задумчиво продолжила:
  - Хотя она, конечно, не отдарена остротой разума, и вряд ли что скажет, но вдруг? Поговаривают же, что ши, как бы они не маскировались, никогда не могут скрыть свой облик от маленьких деток, сморщенных старцев и блаженных: а ну как и дама Ивонна что-то подметила, только не поняла, что?
  Хэй, не смотрите на меня так удивленно: сейчас я поведаю обо всем,и вы узнаете из моих слов, почему завтрашнее солнце станет свидетелем тому, как храбрейшие мужи меряются силой в поединке, причем здесь сидхейские козни, и как во всем этом против своей воли оказалась замешана ваша принцесса. А еще из этих слов вы поймете, что славнее и мудрее нашего короля не сыскать – и этот вечер стал тому подтверждением столь же явным, сколь то, что волосы мои поцелованы пламенем!

Конечно, когда принцесса вернулась с пира никто из девчонок еще не спал. Хотя Айдлинн уже зевала, то дела прикрывая рот ладошкой.
- Ого, - удивилась Ро, глядя на платье принцессы. И пошутила:
- Ты как воин после битвы, в которой его кольчуга была изрублена, а шлеи помят. Давай, рассказывай скорее. Какой подвиг ты совершила.
- Ага, - поддержала ее Трева, двоюродная сестра самой Моны. Она еще не знала, что ее отец чуть не схватился с лучшими воинами других королевств прямо во время пира. - Мы тут уже зеваем от скуки.
Выступление Моны подняло авторитет принцессы еще выше, хотя, казалось бы, куда еще. Ей завидовали и ей восхищались. Слова Роаны, что другой разведчице досталось бы розгами по попе, были не более, чем завистью. Хотя, что уж таить, не без доли правды.
Девчонки охали, ахали, переспрашивали, шумели и перебивали друг друга. Никто из них не сомневался в том, что Ивонна дура дурой, так что неудивительно, что именно ее подставил неизвестно кто. Хотя в то, что это был злокозненный ши мало кто поверил.
-Это все легенды.
- Да когда их видели последний раз?!
- Девы. Кто хоть раз,хоть в пол глазочка видел сидхе, а?!
И, да, папа счел Монэт достаточно взрослой, чтобы присутствовать на завтрашних поединках. Несмотря на то, что там явно прольется кровь. И, может быть, кто-то из поединщиков падет в бою. От этого сердце стучало быстрее, а сон все никак не шел.


А вот утренняя встреча с дамой Ивоной не состоялась. Так как король повелел запереть ее на пару дней в башне, на хлебе и воде, чтобы она хоть немного подумала о своем поведении. Самое смешное, что по словам служанок, красотка даже не поняла, за что повелитель на нее прогневался. Эх, что тут сказать...

Вначале, было, для поединков отвели внутренний двор замка, где и так была площадка для тренировки воинов. Но так как событие было совсем не рядовое, которое бывает не каждый год, то собралась большая толпа зрителей. Замок просто не мог вместить всех желающих. Казалось, все население Лох Гура на день пути собралось тут Так что король велел перенести поединки на большой луг около замка. Там был холм. На котором собирался подняться твой отец, со свитой, старейшинами, воинами и лучшими людьми. Простой же люд образовал большое кольцо по границам луга где должны были состояться схватки. За доблесть, честь, славу и золотой кубок должны были схватиться шесть воинов. Дерб Победитель Десяти из Эмайн махе, Тиарнах МакРуад из Коннахта, его побратим Тигернок Черный, Эхри МакДиармайт, Родан МакДиармайт и Фаолан МакНар. Трое местных, из которых два брата Моны, против трех гостей из других королевств. В центре трое филидов как раз устанавливали котел, чтобы жребий определил кто с кем схватиться в первом круге.
Принцесса в сопровождении двух подруг как раз направлялась на холм. Так для короля и королевы уже установили походные сидения. В это время она заметила свою, так некстати, исчезнувшую знакомую. Феуд дочь Фуармаха стояла на холме, но не в его верхней части, и с интересом смотрела на поле. Мону девчонка пока не заметила.

  Мона никогда не отличалась гордостью, приличной для людей достойного происхождения, но сейчас, под комплименты подруг, вся зарделась, почувствовав, что действительно сделала что-то неординарное и храброе. И сразу же, чтобы подавить это самовозвеличивание, последствия которого она видела не более часа назад, решила опровергнуть сказанное:
  - Полноте, девы, не столь и велик этот подвиг. Все, что я попыталась сделать, пользы не принесло, и толка от моих слов было не больше, чем от писка котенка. Вот если бы иужи славные вняли бы моим словам и забросили споры – тогда бы да, я бы признала, что мне что-то удалось. А так… Эх!
  К тому же вы забываете еще об одном – то, что мне удалось донести до вашего слуха эту историю, не только моя заслуга. Вы мне помогали, и без вашей поддержки ничего бы не вышло. Я не герой, совершающий славные деяния, нет. Это мы, все вместе – словно королевский бойд (buiden, профессиональная дружина короля), где щит одного – защита другого, а копья разят, словно их держит одна рука. Вот где заслуга того, что мы первыми узнали важнейшие вести, и не сидим, теряясь в догадках. И если наш девичий бойд продолжит вести себя также, сколь много мы еще сможем!

  В разгоревшемся споре о том, кто из обитателей Лох Гура завтра победит, дочь Диармайда не участвовала, и только когда подруги, вволю выговорившись, спросили ее мнения, пожала плечами:
  - Воинская удача – как осенний лист, влекомый ветром. Кто может предполагать, кому завтра улыбнутся боги? Кто может считать, что знает то, что дано прозреть только мудрецам? Точно не я. Но мне ведомо одно – как бы не завершились бои, никто из моих братьев не посрамит славу рода Эогана Мора, и стяг Лох Гура не падет в грязь. И хватит на этом, сороки – удачу спугнете. Будет так, как должно быть, и не будет иначе.

  А вот в беседе о вероятном участии ши во всей этой истории Мона твердо стояла на своей позиции, насмешливо фыркнув:
  - Ро, Ро, Ро… Вот скажи мне, кто-то из нас был в далеком Фортриу, или хотя бы в более близком Коннахте? Нет. Так что же, это значит, и их не существует? Тоже нет! Ровно и также с ши – если мы не знаем, что их видели, то это не свидетельствует, что они не выбираются из Холмов. Почему «не знаем»? Да очень просто – известно же, что ши способны принимать облик сыновей и дочерей Миля. Так ответьте мне, если один или одна из Туата Де Даннан надела личину Домелхи Черной и обманула волоокую Ивонну, то кто бы увидел здесь руку ши? Только филиды да друиды, быть может. А если это не ши, то кто?

  Беседа текла своим чередом до того момента, когда звезды дошли до самой высокой точки, а служанки не загнали болтливых девиц по кроватям, на сей раз даже не позволив им остаться ночевать в покоях Моны, что, в общем-то, было обычным явлением. Дочь Диармайда, чувствуя вину за платье и понимая, что завтра она должна выглядеть сообразно своему статусу, а не клевать носом, спорить не стала, и быстро ушла в странствие по дороге сна, зарывшись носом в подушку и практически с головой укутавшись в тяжелые теплые шкуры.
  Утро она встретила бодрой и довольной, даже не став переживать о том, что не может свидеться с справедливо наказанной дурочкой – ну и ладно, еще успеется. Ведь сегодня она будет, как взрослая, наблюдать, как самые славные борются за право стать первым среди равных! Наблюдая за танцем мечей, она запомнит что-то и для себя, а какие-то движения, быть может, лягут в канву другого танца, идущего от сердца, вроде того, что показала Феуд.

  Выбрав доминирующими цветами зеленый и красный, Мона поспешила на холм, улыбаясь и насвистывая себе под нос задорную песенку. Но стоило ей заметить новоявленную подругу, как направление движения тут же изменилось. Махнув подругам: «идите, я догоню», дочь Диармайда, придерживая подол, поспешила к Феуд, пока та снова не пропала. Девочка твердо решила, что проведет дочь Фуармхора с собой на вершину, сможет вместе с ней наблюдать за тем, как судьба и умение изберут лучших, а потом за праздничным пиром сполна обсудить увиденное – отличающаяся неординарными взглядами новая знакомая наверняка обратит внимание на то, что самой Моне даже не придет в голову, и поведает о том, о чем она не слыхала. А если кто-то будет против… что же, отсюда тоже можно смотреть и радостно славить братьев!

Если Мона предпочла красное и зеленое, то ее потерявшаяся подруга была одета в желтое и коричневое. Вещи были новые, и из дорогой ткани. И вчерашнего на Феуд были только короткие сапожки. Ее тонкую талию обвивал изящный поясок с серебряным шитьем. А русые волосы украшал тонкий серебряный же венец. И снова рядом с ней не оказалось ни отца, ни брата, ни родственника, ни слуги. Словно она приехала или пришла в Лох Гур одна, сама по себе. Моне она явно и искренне обрадовалась.
- Так и думала, что без принцессы тут не обойдется, - улыбнулась она и обняла Мону. Ее ехидная лисья улыбочка никуда за день не исчезла.
Она с радостью согласилась подняться с подругой к королевскому месту. В это время фелиды уже кидали жребий, а глашатай громко выкрикивал, кто с кем сразиться в первом круге. Король с королевой следили за этим, так что представлять им сейчас дочь Фуармхора было и некогда и неуместно. Так что Мона с Феуд просто заняли место среди других благородных дев.
- Расскажи мне про местных бойцов, - попросила девчонка с улыбкой, - может я поставлю на кого монетку. Дерба Победителя Десяти я знаю, он действительно один из сильнейших героев севера, с которым мало кто может сравниться. Про остальных же только слышала, и то, немного.
Тем временем образовалась первая пара, да какая. Тиарнах МакРуад герой и посланник короля Коннахта, против Эхри Мак Диармайта третьего сына короля Лох Гура. Они были похожи. Оба стройные и могучие, только вошедшие в расцвет мужской силы. Оба рыжие красавцы, разбивающие одной улыбкой сердца дев. Оба облачились в кольчуги и шлемы, вооружились средними копьями и мечами, прикрыли тела круглыми щитами. Их можно было перепутать между собой. Как разглядишь, если смотреть издалека, что у одного нос прямой, а у второго с горбинкой? Что Тиарнах носит роскошные усы и бакенбарды, а Эхри короткую бородку, уследишь ли в бою? К счастью брат Моны облачился в синий плащ, а его противник в красный. Так их не перепутает никто из зрителей. А уж сама принцесса не за что не спутает своего брата ни с кем другим. Сердце подскажет.

  Дочь Диармайда была рада видеть новую подругу – улыбнулась широко, распахнув объятия, прижала к себе. И почти сразу же, как получила согласие, взяла ладонь в ладонь и потащила за собой, довольно болтая:
  - А ты как думала, чтобы в Лох Гур что-то происходило, а я об этом ни сном, ни духом? Нет, такое, конечно, тоже бывает – я все же дева, и не обо всем мне дано знать, но я же не хочу жить, залив воском уши! А ты как, где ночевала? Как твои, не заругали? А, собственно, где они? Богиня, я так рада, что ты составишь мне компанию!

  Потом стало немного не до разговоров – протискиваться поближе к папе и маме через ноги и спины десятков взрослых было не очень-то просто. Зато появилось время на подумать – не то, чтобы Монэт сомневалась в своей подружке, но произошедшее вчера и то, что Феуд снова была одна, без взрослых и служанок, наталкивало на определенные, скажем так, сомнения. Спрашивать в лоб, не из рода ли ши Феуд, девочка не собиралась, не желая обижать ту необоснованными подозрениями. Но к действиям в обход, многоходовым словесным засадам и окружениям Мона тоже была не готова – не верила в свои силы и чувствовала, что подобное ей просто претит.
  Изящный, как ей показалось, выход из тупика помогли найти легенды. Во многих сказаниях утверждалось, что ши, в отличие от людей, не способны к прямой лжи, и не могут назвать белое черным, а корову – оленем. Однако же они – мастера недомолвок, скрытых смыслов и уклончивых ответов, которые никогда не будут прямы и недвусмысленны. Но на этом же их можно и подловить – или, по крайней мере, укрепиться в сомнениях: разве будет уходить от ответа человек, который может честно сказать «да» или «нет»? Надо только задать вопрос аккуратно и исподволь, и такой, который не вызовет напряжения у Феуд – последнее дело обижать такую славную девочку!

  Рассказав про бойцов, и местных, и пришлых все, что знала сама, Мона подхватила дочь Фуармхора под локоток:
  - А вон вышли, смотри, Тиарнах МакРуад, голос короля королей народа Эмахта – он в цветах пламени. А против него – эла! – мой брат Эхри, отважный и статный, негнущийся и быстрый, как прыгающий через пороги лосось! Клянусь, это будет достойная легенд схватка!

  Коснувшись кисти Феуд, обратившая ее внимание на себя Мона поинтересовалась с восторженным выражением на подвижном личике:
  - Пока не начали. Представляешь, что послужило причиной сегодняшнего дня? Некто обманул леди Ивонну, наложницу моего отца, под видом матушки вручив ей золотой кубок «в дар достойнейшему воину»! Естественно, благородные мужи решили, что это про них, и папе не без труда удалось погасить конфликт! Вот скажи, ты видела леди Ивонну с этим кубком в руках? То еще зрелище было! Ну видела? Как ты думаешь, кто мог провести ее?

Гибкая и верткая Феуд была в толпе как рыба в воде. Так что вскоре получилось так, что это не Мона вела ее, а наоборот. При этом девчонка еще умудрялась болтать на ходу.
- Ночевала у дальних родичей.
- Отец меня давно уже не ругает.
- Он сейчас на севере, с теткой.
- А мама на войне погибла, давно уже.
- Так что здесь я со служанкой.
- Но с собой на праздник его не потащила.
- Хотя она девка своевольная, может сейчас где-то в толпе. - Феуд махнула рукой за спину, где вокруг холма стояла толпа.
Несколько слов досталось и окружающим. Указующих:
- С дороги!
- Дай пройти.
И, совсем нечестное:
- Дорогу принцессе, - когда мешал пройти старейшина со своей женой и тройкой дочерей. .
Так и добрались до места.

Неугомонная Феуд чуть не приплясывала в ожидании начала первого боя.
- Не сомневаюсь, что нас ждет отличное зрелище. Воители выглядят равными. Конечно, я буду болеть за твоего брата!
Коварный вопрос Моны вызвал у этой странноватой девчонки изумление:
- Ну ты и спросила подруга! - Феуд вытаращила глаза. - Я даже не знаю, кто такая леди Ивона. - причем со своим ответом она не промедлила и нескольких ударов сердца.

Тем временем бой начался. Жаркий. Горячий. С места и с ходу противники попытались подавить друг друга скоростью и отточенными воинскими приемами. Копья выбрасывались, как язык лягушки, что хватает насекомых на лету. Иногда бойцы действовали так быстро, что никто, кроме опытных воинов не мог разобрать их приемы. Мона, благодаря хорошему зрению, и отточенной танцами реакции, видела почти все. Феуд тоже, судя по ее виду, прекрасно все разбирала и была поглощена зрелищем боя.
Вот на проходе Эхри ударил копьем в лицо и сразу махнул щитом, как птица крылом, чтобы ударить противника ребром. Но Тиарнах гибко ускользнул и махнул копьем вдогонку. Так что уже сыну короля пришлось пригнуться.
Вот Тиранах взвился в прыжке лосося и в полете ударил копьем сверху вниз наискосок. Брат Моны принял удар на щит, а потом рванулся навстречу, чтобы уронить противника на землю. Не вышло. Щиты столкнулись. Воины уперлись, как олени во время гона. Силы оказались равны, и они отпрянули друг от друга.
Эхри сразу нанес несколько быстрых уколов по ногам воителя запада, но Тиранах ускользнул змеей, просто перебирая ногами. И ударил ребром щита, по древку. Не сломал, но наконечник ушел в землю. Так что пришел черед Эхри блокировать и отступать.
Толпа ревела от восторга.
Лучи солнца сверкали на остриях копий и кольчугах.
Первую кровь взял Тиарнах. После его стремительного выпада острие вспороло щеку брата Моны.
Удары шли все быстрее и в один момент древка копий не выдержали прямого столкновения и преломились. Поединщики одновременно выхватили мечи.

  Речами Феуд ее подруга была весьма озадачена: история вроде выходила и складной, и ладной – ничего удивительного для обычной девы из рода людского не было произнесено. Разве что тот факт, что отец отпустил свою дочь одну к дальним родичам: не считать же за защиту служанку? Но и такая история не могла быть невероятной: чего только на Эринне не творится! Так что оставалось или поверить ей, или выразить недоверие откровенней и прямей. И Мона приняла решение довериться девочке – хотя еще одну проверку, для очистки совести, все же удумала. Но попозже, когда время найдется.

  А тем временем начался первый из поединков в круге – зачинный. Будь он ритуальным, собравшиеся получили бы от филидов ответ, какой будет зима, но нынешняя цепь схваток была не пророческой, хотя и не становилась от этого менее важной. В ней честь дома Эоганахтов защищали старшие братья – и этого было достаточно, чтобы Мона с трепещущим сердцем наблюдала за каждым выпадом, иногда крепко сжимая кулачки, а иногда начиная нервно теребить, чуть ли не рвать, края зеленой луйне.
  В отличие от подруги, дочь Диармайда вела себя не в пример спокойнее, блюдя честь дома. Маленькая принцесса считала, что бесноваться и вопить, подобно всей остальной публике, негоже: ничего достойного в таком бурном проявлении чувств нет. Достаточно того, что сердце так и норовит выпрыгнуть, а в озерах лица видно волнение, тревога и надежда. А крики и размахивание руками – участь мужей и воителей, а не старающихся обрести мудрость дев. И пускай это выглядит с точки зрения большинства прохладновато, те, кто ее знают, не могут сомневаться в буре эмоций, способных поглотить даже целые острова.

  Лицо Монэт и вправду отражало не меньше чувств, чем если бы она прыгала и подбадривала сражающихся. На подвижном личике выражения менялись одно за другим, и досада смывалась торжеством, которое уступала место испугу, в свою очередь, побеждаемому восторгом. Девочка кое-что умела, и видела еще больше, чем могла повторить сама, но оценить высе великолепие боя была не в состоянии. Одно только для нее было понятно – брат и Тиарнах стоили один другого, и мастерство одного уравновешивалось отвагой другого, порывистость встречалась со скалами уверенности, а воинские смекалка и хитрость были равна одна другой.

  Но долго продолжаться такое равенство, понятное дело, не могло. И первый с тенью неудачи столкнулся брат. Увидев, как на острие копья Тиарнаха заблестели искры крови, и как лицо брата исказилось от боли, Мона невольно вскрикнула и прижалась к Феуд, боясь, что потерявший ориентацию Эхри пропустит еще один укол, который станет фатальным. Но отвагу и стойкость брата воспевали не зря: он сумел стать скалой на пути натиска, и даже перейти в ответную атаку. Отлипнув от подруги, мигом вспыхнувшая принцесса преувеличенно-серьезно начала оправлять платье:
  - И-извини.

  Хитрый вопрос, который она так недавно намеревалась спросить, позабылся, погребенный под холмом опасений. Распрямившая спину и сложившая перед собой руки, Мона во все глаза наблюдала за боем, перешедшим в танец мечей, и стискивала одежды до побелевших костяшек. Зубы девушки были плотно сжаты, скулы очерчены резкими тенями, а сама она, подавшаяся вперед, являла собой аллегорию застывшего движения.

Феуд скорчила недоуменную гримасу. Вроде как хотела сказать, что это подруга?! После всех наших игр и состязаний ты стесняешься меня обнять?! Вроде после танцев тебя это не смущало. А может ее мысли были немного другими. В любом случае. Ее внимание было больше поглощена тем, что творилась на ратном поле. Тиарнах попробовал развить успех, но брат Моны уперся. Мечи стучали непрерывно, как капли дождя по крыше. Бойцы топтали траву, а некоторым зеленым стебелькам не повезло попасть под хладное железо при нижних ударах и блоках. Конечно, большинство собравшихся болело за Эхри. Сколько во время этого боя трепетало женских сердечек, сколько зароков и гейсов было принесено. Было понятно, что при равных силах и мастерстве первая же ошибка может оказаться роковой. Так и произошло. Тиарнах при выпаде слишком далеко выставил ногу. Буквально на ступню больше, чем было нужно. И меч лох гурца, скользнув по кольчуге, пропорол плоть. После этого уже Эхри стал теснить своего раненого противника. И нанес ему еще одну рану. Хотя щит самого брата Моны к тому времени был почти разбит. Если бы дело было в настоящей битве, то Тиранах, конечно, бился бы до конца. Но в поединке за кубок он просто признал победу соперника. Ведь он тут был по поручению своего короля. А его трудно будет исполнить будучи мертвым.
Победу местного любимца толпа встретила заслуженным ревом. Он пошел по кругу, приветствуя народ высоко поднятым мечом. А Тиарнаху слуги помогли добраться до врача.
Феуд повернула к подруге восторженное лицо.
- Видела, как он его?! Видела! Какой бой! Будет о чем рассказать и что вспомнить долгими зимними вечерами.
Она рассмеялась и добавила:
- Говоришь, ту леди,что устроила все это звали Ивонна? Представь, чего мы бы все лищились если бы не она.
Пауза между поединками была совсем небольшой. Некоторые зрители только успели промочить горло, а фелиды уже выкрикнули следующий жребий. Родан МакДиармайт против Дерба Победителя Десяти.
- Ууууууу, - протянула Феуд, - твоему второму брату явно не повезло.

  Реакцию Феуд Мона истолковала по-своему, и снова вспыхнула так, что ушки почти сравнялись цветом с волосами. Напридумывав себе, как подруга корит ее за трусость, принцесса, на миг забыв о бое, постаралась оправдаться, подергав ту за рукав для привлечения внимания:
  Т-ты не подумай, я не такая трусиха, и алых вод реки под кожей не боюсь! Я просто переволновалась за Эхри и за то, что он может по нелепой случайности лишиться цельности!
  Опасения Монэт были не зряшными: во всем Пределе Мумы, и в особенности на Пути Белой Коровы, действовал старый завет о том, что человек с увечьями, видимыми глазу, не может ни править, ни вести за собой других. Это же правило соблюдалось и по всей Эйре: где-то в большей степени, где-то в меньшей. Но там, где были места, осиянные божественной силой, поблажек к уверенным не было - в лучшем случае они могли остаться прислужниками и помощниками тех, кто целенаправленно, в худшем - стать жертвой во имя плодородия или успеха набега.

  Схватка тем временем продолжалась, и принцесса, обняв руку Феуд, смотрела на то, как пляшут и поют свою песнь тяжёлые железные клинки, сверкая драгоценными камнями на рукоятях: кабаны у одного воина, и олени у другого. Обетов девочка не приносила и обещаний не давала, не мешая судьбе самой распорядиться, кому присудить победу - только крепко держалась за Феуд, кусала губы, сдерживая вскрики, когда дело казалось опасным, да впивалась ногтями в ладонь.
  Но когда брат все же сумел доказать, что удача с ним, а мастерства, пускай на щепоть, но больше, тут уж и дочь Диармайда не удержалась от громких восторженных воплей. Обняв Феуд, она радостно завизжала:
  - Победа! Он победил! Справился! Защитил честь семьи и себя прославил! Ах, как же это было красиво! Р-раз, а потом "двенадцать шагов"! Р-раз, и "бабочку" закрутил! Р-раз, и спустил по клинку, и тут же в ответ ударил, пока открылся! Какой бой! Как я волновалась! Как я рада!

  Только чуть поуспокоившись и вернув себе прежнее гармоничное состояние - не без труда, признаться - Мона ответила и на главную мысль подруги:
  - А вот за зря это или нет - не знаю. С одной стороны, кровь бойцов всегда дарит новые всходы, а прекрасное зрелище рождает довольство свободным мужам и девам. В этом - соль и кость Четырех Королевств, тут ты права. А с другой, как прискорбно лишаться родича только потому, что мужчины хотят померяться удалью, и умеют это делать только в бою, и ценят кровавую победу больше бескровной, а железо ставят важнее бронзы!
  В данном случае девочка под бронзой подразумевала, конечно же, не металл, но волшебство, которого не чурались биашиеся бронзовыми клинками ши. И говорила об этом на сей раз не ради проверки, а совершенно искренне.

  Когда объявили новых соперников, Мона опечалилась, досадливо дернув себя за косицу до боли в попытке хоть как-то выплеснуть горечь через край сердца:
  - Похоже на то... Встать против такого героя! Я уж не знаю, на чьей стороне будут боги, но желаю лишь того, чтобы Родан остался цел и, даже если проиграет, сделал это достойно. Лучше бы, конечно, он одолел своего соперника, но... Нет, - помотала девочка головой, - нельзя думать о дурной! Надо надеяться и верить, и, кто знает, может именно моя... наша с тобой вера поможет ему!

Мона часто видела тренировки своих братьев друг с другом и другими воинами, поэтому прекрасно представляла себе их возможности. Родан был похож на пламя, не даром уродился огненно-рыжим. Не вошедший еще в полную мужскую силу, он брал свое скоростью, юношеской гибкостью, безудержным напором и отвагой. На бой он вышел снаряженный как и его брат, в сверкающей на солнце кольчуге и шлеме с защитой переносицы, с мечом и коротким копьем, круглом щитом. Только плаща одевать не стал, в отличие от старшего брата. Наверное посчитал, что красивая «тряпка» будет его хоть чуть-чуть, но сдерживать. Вот только Дерб удивил всех зрителей. Он не стал одевать броню и брать щит, а вышел в круг с одним копьем. Правда это был вариант оружия для двух рук, так называемое. «большое копье», с длинным и толстым древком и большим наконечником. Жители Лох Гура недовольно загудели на такое пренебрежительное отношение северянина к отдному из принцев. От только им вскоре пришлось замолчать, а Диарамйу пришлось стиснуть челюсти и вцепиться еще сильными пальцами в дерево подлокотников трона. Здесь был не зал его замка. Где он одним своим словом вчера остановил свару. Здесь был поединок под взглядами богов и король не имел над ним власти. Покраснев, он всегда легко краснел, Родан вихрем кинулся на врага. И этот пламенный вихрь разбился, словно налетел на старый, жесткий, поросший мхом камень. Нет, скалу. Дерб показал, что слава его вполне заслуженна. Стоя на одном месте, он легко отражал все наскоки молодого соперника. В реакции он принцу не уступал, а в весе, силе и опыте превосходил многократно. И пусть Родан был чуть быстрее, это ему никак не помогало. Вот он получил страшный удар в щит, который отбросил его на пару шагов назад. Вот получил древком по шлему, да так, что ремешок порвался и помятый шлем сорвался с головы. Вот его копье разлетелось при прямом ударе о более тяжелую и толстую «сестру». И все это время Дерб стоял на одном месте, только легко вертел во все стороны своим тяжелым оружием. Брат Моны выхватил меч и до предела ускорил свои движения. Его оружие расплылось в воздухе. Но похоже северного героя было этим не удивить. Все что смог добиться принц, это нанести несколько разрезов на одежде и прочной, словно дубленной, коже героя. Когда он прорвался в ближний бой, то Дерб первый раз сошел со своего места. Но не в сторону или назад, а навстречу. Удар плечом в плечо и Родан покатился по земле, отброшенный, будто опавший лист порывом ветра. Толпа кричала подбадривая своего принца. Люди любили пылкого красавчика, безудержно веселого и щедрого. Закончилось все быстро и страшно. Вначале могучий удар копья разбил щит юного героя. А потом Дерб ударил его в живот, заставив согнуться и отбросил в сторону. Толпа взревела. Феул громко крикнула:
- Нет!
Но это был крик не отчаяния. Она обращалась к Моне, спеша ее успокоить. Девчонка успела заметить то, что большинство зрителей пропустили. Перед самым ударом Дерб крутанул копье древком вперед. Так что не насадил юношу словно поросенка на вертел, а просто вышиб из него дух. То ли герой посчитал, что не будет для него чести в убийстве столь юного и отважного бойца, то ли помнил, что прибыл-то за конем. А его будет сложно получить у короля, если вначале убить его младшего сына.