Лабиринт | ходы игроков | Башня - Ростислав

— Товарищ, не стойте на проходе, мешаете!
— Вы почему без халата?
— Валь, амплитуда, амплитуда какая? Да чтоб тебя!..
— Почему посторонние, кто пустил?

Не было здесь Ники. Ростислав и так, и этак головой крутил, но свою недавнюю спутницу, что вошла в башню, всего за несколько мгновений до этого, не обнаружил. Да и в не похоже было, чтобы в башне он находился. Лаборатория, вот она. Осциллографы гудят, спектрометры мигают, народ суетится, но суета эта не праздная — деловая, упорядоченная. Та самая суета, которая предшествует открытию, праздничная какая-то. Даже завидно стало.

А халат лабораторный в углу на вешалке висит. Инженер и не заметил, как надел его. Или не надевал? Но вот он уже в белом халате, словно так оно и надо. Может быть повезло, домой попал? Да только лаборатория незнакомая и люди все тоже не знакомы. Или он просто забыл, запамятовал?

— Что же вы стоите? Нужно снимать показания приборов. Товарищ, вы-вы, я вам говорю... — строгая такая лабораторная крыса в очках прямо к Ростиславу обращается. — Вот за этим следить и показания считывать. Это не сложно. Людей не хватает, провалится эксперимент, а он для Города важен, — подзывает очкастая. И на экранчик показывает. — Справитесь? Согласны?

Да, это было неожиданно. Хотя, если разобраться, весьма логично. Раз уж Башня подчиняет всех, кто в нее войдет, без исключения, то значит у нее должен быть индивидуальный подход к своим жертвам. И таким образом, каждый вошедший получит собственное испытание. Задним умом-то все мудрецы. А вот раньше подумать об этом Ростислав не удосужился. А зря! Хотя, что бы это изменило? Они бы пошли внутрь связавшись веревкой? Навряд ли бы это сработало.
Ростислав обвел глазами ряды приборов, столов, стоек и шкафов. Да, все на своих местах, все так, как должно быть. Он усмехнулся одними уголками губ.
- Вы, милая моя, не имеете права допускать к работе сотрудника без инструктажа по технике безопасности. А еще нужен допуск к работе с электрооборудованием и аттестация в качестве административно-технического персонала.
Ростислав не спеша и осторожно пошел вглубь помещения. Удивительно, новенькие осциллографы, красота-то какая! Четырехканальные с двухкаскадной гальванической развязкой и выводом на бумажную ленту. О таком Ростислав мог только мечтать. Собственно это он и делал после того, как увидел заметку об этих приборах в журнале полгода назад. И вот на тебе! Стоят, как солдаты на параде. Раз, два, три... шесть штук. Перемигиваются индикаторами программируемых режимов и обольстительно шуршат стрелками самописцев по бумажной ленте.
Лаборатория была хороша. Все превосходное устройство и оснащение, все эти счастливо взволнованные люди, приятное освещение и вызывающий сладкую ностальгию запах... Всё это означало только одно - это была ловушка. Мышеловка с сыром по индивидуальному заказу для мышки-Ростислава. Это ощущение предельной близости к желанному и губительному было для него удивительным образом приятно.
- А между прочим, у вас поверено не все измерительное оборудование. - Небрежно продолжал Ростислав. - Не имеете права работать. Куда смотрит метрологическая служба?
Он даже не обернулся, чтобы убедиться, слышит ли его собеседница. Ростислав знал, что все внимание этого места сейчас сконцентрировано на нем. Он был одиноким актером на сцене с декорациями, взятыми прямиком из его сознания. И последнее обстоятельство вселяло в него некую уверенность.
Ох уж эта метрологическая служба. Ростислав изрядно натерпелся от этих кровопийц. Чертовы бюрократы, то и дело забирающие на поверку вольтметры и токовые клещи, осциллографы и монохроматоры. Сколько экспериментов они ему сорвали? Не сосчитать! И в этой идеальной лаборатории, построенной целиком по его мечтам, не могло быть места для такого несущественного и даже вредного пустяка, как регулярная переклейка дурацких бумажечек с печатью и датой. Ростислав знал, куда бить. Ведь этот укор был адресован прежде всего самому себе.
- Да и вообще, вы исследуете непонятно что. У вас нет теоретической базы. Вы просто ставите эксперимент ради эксперимента. Измеряете все подряд и притягиваете объяснения феноменов за уши! Это не иначе, как самый дремучий эмпиризм!
Ростислав был практиком. Он предпочитал тесную и беспощадную работу с предметом исследования, словно тореадор, вонзающий шпаги измерительных приборов в дикую и свирепствующую природу. И все эти надменные и зудящие над ухом теоретики только отвлекали и вызывали раздражение. Они требовали проверки своих нелепых суждений, выращенных в стерильных сосудах их черепных коробок. И всегда были недовольны результатами. Они желали, чтобы все эксперименты передвигались исключительно по рельсам теоретической базы. В идеальном мире Ростислава эксперименты были бы куда более спонтанными и необузданными, чем им следовало бы быть. И в это место он мог ударить.
Эта ситуация забавляла. Он словно отчитывал себя за собственные слабые стороны, разрушая иллюзию, созданную для него. Ростиславу нелегко давалось скрывать улыбку.
- Ну и наконец. У вас никудышная репрезентативность. Объект исследования не отделен от исследователя. Возьмись я проводить ваш эксперимент - сам бы стал подопытным объектом. А это методологически неверно.
Тем временем Ростислав пересек помещение и, пройдя мимо стоек и столов, подошел к электрораспределительному шкафу.
- Так что смысла в вашем эксперименте нет. Пустая трата времени и электричества.
Ростислав решительно опустил рубильник.

Ростислав говорит, и с каждой его фразой по лаборатории словно проходит рябь. Так бывает, когда смотришь на воду в солнечный день. Или когда пытаешься что-то разглядеть через запотевшие стекла очков. Инженеру кажется, что несколько раз мигает свет. Гаснет и снова загорается так быстро, что сознание не успевает толком зафиксировать эту вспышку. Расфокусируются немного фигурки людей в белых халатах. Лишь шум: негромкий гул и шелест приборов, разговоры, звуки шагов раздаются по-прежнему четко, звучат в ушах. Соискатель опускает руку на рубильник, и мир погружается во тьму. Не совсем во тьму - в полумрак, в котором советский инженер различает серый камень стен. Нет больше лаборатории, только шум ещё какое-то время слышен Ростиславу, но стихает и он.

Постепенно глаза привыкают. А вот это вряд ли взято из его сознания. По крайней мере, в таких местах ему бывать не приходилось. Вспоминаются собственные думы перед тем, как зайти сюда. О башне, что была изначально, качаясь на ветру. Сейчас Ростислав вполне может в это поверить. Он стоит на узкой каменной площадке, вверх убегает спиралью винтовая лестница, она же ведет и вниз, наверное в подвал. Серый камень под ногами. Камень стен, кое-где сырой, покрытый плесенью, ни малейшего окошка, только дверь, через которую он зашёл. Она исчезает, растворяется на глазах, и вот на месте, где только что был дверной проем, голая каменная стена.

Площадка и ступени засыпаны мусором. Какие-то тряпки, окурки, алюминевые банки, ржавые железки, в которых можно узнать части изломанного древнего оружия, сломанные подшипники. Странный мусор, принадлежащий, кажется, всем временам сразу. Рассмотреть его не составляет труда, потому что сверху уже падает свет. Довольно яркий, чтобы не подскользнуться на лестнице. Что там? Окно? Шахта на потолке? Просто проем? А снизу, из подземелья слышится то ли плач, то ли стон, то ли жалобное мяуканье. Это единственный звук, нарушающий тишину.

Разогнав морок иллюзии, Ростислав остался один на один с нутром Башни. Он прислушался к свои ощущениям. Да, он избежал ловушки, но спокойствия от этого не ощутил. После исчезновения лаборатории-мечты стало пусто и неуютно. Ростислав внезапно почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Ему потребовалось некоторое время, чтобы усилием воли вернуть себе самообладание.
Выбор из двух путей... Когда выбираешь из двух равно неизвестных зол, стоит ли волноваться? Можно подбросить монетку или сыграть в считалочку. Или нужно придумывать что-то хоть как-то смахивающее на рациональную причину сделать тот или иной выбор? От этого вероятность ошибиться никак не меняется: все те же 50%. Или все те же 100. Но человек делает обоснованный выбор не для того, чтобы улучшить свои шансы. Важно ощущение контроля над ситуацией и ответственность за свои решения. Погибнуть потому что неправильно проанализировал скудные факты и не так оценил неизвестные риски куда менее обидно, чем быть погубленным дурацкой монетой.
И хотя Ростиславу было интересно взглянуть на город сверху, он тем не менее направился вниз. Сердце здешнего зла, с которым советский человек вынужден был выяснить отношения, непременно должно было находиться внизу, составлять фундамент, основу. Да и от жалобного звука не получалось так просто отмахнуться.
Осторожно двигаясь и не спеша, глядя то себе под ноги, то в густую тьму впереди Ростислав начал спускаться по ступенькам.

Ростислав спускался вниз. Все меньше, и меньше света было здесь, пока не стало совсем темно. Все же какие-то крохи пробивались, когда глаза немного привыкли, инженер смог рассмотреть. Подвал. Пустой, заваленный всяческим хламом. И никого. Ни злого, ни доброго, вообще никого. Просто захламленный подвал. Тихий то ли стон, то ли писк вроде бы от стен идет.

— Сердце зла? — в голосе удивление, недоверие, даже какое-то расстройство. А откуда голос идет? Похоже вовсе не откуда. В голове у Ростислава. Но тем не менее — не его это мысли, того — другого. Того, что заправило сыр в лаборатории-мышеловке. Этого... не понятно кого. Раньше он... оно... в голове у Ростислава читало, а теперь и сам инженер так смог. Это было неожиданно и не сказать, чтобы приятно. Потому что мысли этого создания были, словно серой паутиной покрыты.

— Ты правда хочешь увидеть сердце зла? Лабораторию не захотел, а это хочешь? — явственно прозвучало в голове. — Она сказала, надо спросить, кто что хочет. Вот, я у тебя спрашиваю. Чего ты хочешь?

Странное чувство охватило инженера. Будто бы ответ на этот вопрос важен чрезвычайно и ошибиться тут нельзя.

Ростислав замер как вкопаный. Когда вот так без спросу лезут в твои мысли - это уже слишком. Но возникшее на секунду возмущение этим грубым вторжением быстро прошло.
- Вот как? Теперь у меня спрашивают, чего же я хочу. А у тех, кто живет... не так! У тех, кто существует в этом городе, у них тоже это спрашивали? И там наверху - это то, чего они просили? Вот уже не думаю!
Ростислав напряженно шарил взглядом по поверхности стен. Отсутсвие видимого собеседника сбивало с толку и вызывало внутренний дискомфорт.
- Тогда зачем спрашивать? Чтобы извратить желания человека, довести их до абурда и реализовть в таком искаверканном виде?
Ростислав перевел дух. В нем внезапно возникло чувство злости и обиды на того, кто получив власть над человеческими судьбами, использовал ее так надменно и жестоко. Он усилием воли прогнал эти мысли. Глупо злобиться и препираться, когда тебе задают такой прямой вопрос.
- Хорошо.
Ростислав выдохнул. Он говорил отрывистыми фразами, словно шагая по тонкому льду, делал паузы и обдумывал слова.
- Я хочу... настоящей жизни... в которой человек... каждый, человек... будет созидать и совершенствовать... мир вокруг себя... и самого себя... будет познавать и творить... сам, и помогать в этом другим... Я хочу, чтобы человек был свободен и достаточно разумен, чтобы использовать свою свободу во благо.
- И еще я знаю, что то, чего я хочу, не существует. И более того, не может возникнуть по волшебству. Потому что будет не более чем иллюзией. А это меня не устраивает. Но я знаю, что кропотливый труд и бесконечное терпение в конечном итоге не пропадут напрасно.
- Что касается этого Города, я хочу, чтобы его жители перестали быть рабами и марионетками. Многие, обретя свободу, пожелают уйти. Но буду и те, кто останутся. Они будут делать Город лучше и полюбят его.

В башне вроде бы стало чуть светлее. Потом еще чуть. Ростислав вдруг понял, что здесь появились окна. А мусор на полу исчез. Он смотрел в окно, которое выходило на привокзальную площадь. Каким-то таинственным образом выходило. По ней шли люди. Шли и исчезали в дверях. Ростислав узнал Ивана Иваныча, узнал своего спутника римлянина, каких-то еще незнакомых людей.

— Я спрашивал, потому что подумал, вдруг ты захочешь остаться, — сказал Город. А больше он ничего не сказал. Что-то происходило, но не здесь. Что-то, что отпустило всех этих людей. Инженер увидел Богдана. Он остановился посреди площади, присел на корточки и пошел прочь в вокзальную дверь. Почему-то сотник улыбался.

— У тебя хорошее желание. Пусть оно сбудется когда-нибудь, — донеслось до Ростислава. Он вдруг понял, что тоже стоит перед дверью на площади. Башня осталась далеко позади. Инженер оглянулся. Она качалась на ветру, словно пела что-то. А сквозь привокзальный асфальт пробивался какой-то наглых зеленый росток, умудрившийся родиться не в том месте.