Лабиринт | ходы игроков | Точка бифуркации - Мэри

Приём оказался невыносимо скучен. Мэри терпела, обмениваясь ничего не значащими фразами с гостями отца, среди которых была парочка потенциальных женихов. Их и пригласились специально для этого. Ненавячиво заинтересовать. Отец не торопил, он давал возможность выбрать, но — был озабочен. И устраивал такие бесхитростные ловушки, в которые не попался бы и грудной младенец. Боюсь, Мэри была не слишком любезна с кавалерами. Но не ее вина, что они все такие болваны. И все же девушка терпела. Ради отца, да воспитание не позволяло совершить какой-нибудь демарш. Но, когда кто-то из приглашенных принялся терзать несчастное, не повинное ни в чем фортепиано, выстукивая по нему пальцами нечто чудовищное, что по недоразумению принималось за музыку, девушка не выдержала. Прихватив томик Шекспира, сбежала, стараясь сделать это незаметно. На балконе под светом уличного фонаря читать, конечно, не слишком удобно, зато "музыка" сюда не доносится. Она перегнулась через перила, пытаясь получше рассмотреть желтые в тусклом свете строчки и, разумеется, не услышала шагов за спиной. А если бы услышала, вряд ли бы успела понять, что происходит. Но вот только что Мэри стояла на балконе и — легкий толчок в спину, она уже летит вниз, а земля все ближе, и ближе... И бьется в голове единственная мысль: «За что?». А потом всё погружается во тьму...

Ожидаемой боли от встречи с землей так и не случилось, спасительная тьма поглотила Мэри Хатти — девицу восемнадцати лет от роду, а потом так же резко блудное сознание вернулось. Недоуменно оглядывала Мэри странную комнату на полу которой очутилась. Больше всего та напоминала гиганскую белую коробку. Саркофаг. Рядом приходили в себя люди, одетые настолько пестро, что их можно было показывать в цирке или музее.

- Добро пожаловать в Лабиринт, соискатели, - нарушил относительную тишину мужской раскатистый баритон, идущий кажется с потолка. Или от стен. Но точно не от соседей. Мэри, изучавшая хинди, считала себя экспертом в разных языках, но этот был ей не знаком. Однако, понятен, будто бы говорила на нем с детства.

- Я Глисс - создатель Лабиринта и первый его посол, - сообщил голос.

- При жизни я провожал в путь и встречал у выхода шагнувших в лабиринт. Вероятнее всего я умер задолго до вашего рождения, соискатели, но по традиции мой голос приветствует каждого, попавшего сюда. Делая эту запись, я несказанно рад, что её услышат сотни и тысячи разумных существ, разделенных со мной рекой времени.

Голос Глисса замолк, а на гладких до сей поры стенах проступили рисунки и надписи. На одной изображение леди в длинном платье, сидящей за прялкой. На другой стене -— красные и черные отпечатки множества левых рук и примитивные изображения животных. На противоположной той, что с отпечатками, стене не возникает никаких рисунков. Лишь короткая надпись: "DON’T PANIC".

А Под изображениями на каждой из трех стен появились по шесть идущих в ряд неглубоких одинаковых выемок, похожих на отпечатки больших пальцев. И лишь северная стена осталась сплошь белой и гладкой - ни ниш, ни рисунков.

Голос Глисса снова вступил после паузы.

- У вас есть сутки, чтобы выбрать, по какой дороге вы пойдете, соискатели. Одна из них легка, вторая тяжела, а третья - нечто среднее между ними. Удачи вам. Встретимся у выхода, — обрадовал он.

Один из мужчин смотрит на часы. Он выглядит поприличнее прочих, хотя и его одежда: узкие брюки-дудочки и какой-то облегающий то ли сюртук, то ли ночная рубашка не внушают доверия. Впрочем, остальные выглядят еще более странно. На двоих вообще никакой одежды, кроме шкур на чреслах, пожилая женщина облачена в сандалии и тунику, как в музеях, еще одна — совсем девочка закутана в меха, в которых ей откровенно жарко.

Каким-то образом вы все понимаете друг друга. Понять бы еще, где находитесь. Спутники либо врут, либо безумны, либо Мэри попала в ад... Или в место, его заменяющее. Мужчина, преставляется Алексеем. Он утверждает, что родом из 1960 года и его сбила повозка. Только он говорит "машина". Двое дикарей, имена которых и произнести трудно, вообще мало что понимают, пребывая в шоке. Старуха молится каким-то богам на незнакомом языке. Девчонка - Эрка, напротив, болтает без умолку. Как она пошла на охоту проверить силки, да как повстречался ей огромный медведь, да как... Очень хочется пить. Чем дольше времени проходит, тем сильнее. И это убеждает — не бред. В бреду жажда не мучает. Хорошо, у охотницы оказывается фляга с каким-то незнакомым, но приятным на вкус напитком. Она идет по рукам.

А время уходит. И что случится через сутки, если задержаться в этом странном месте, никто из вас не знает.

Не паниковать было хорошим советом. Глубоко дышать. Нюхательная соль была тут к стати... Но все равно Мэри почти рухнула в руки мужчины , что представился Алексеем. И тихо попросила сопроводить ее и ребенка к пряхе.. все таки прялка - это судьба и ее нить...

Старуха оказалась родом из Фессалии. Год, который она назвала, Мэри так и не смогла сопоставить с современным летоисчислением. Звали её Арсиноя. Двое дикарей Ры и Пых (их звали совсем не так, но настоящие имена никто не смог выговорить) вообще были не в ладах со временем. И уж тем более, не могли ничего сказать по поводу мест, откуда пришли. Они настаивали на том, чтобы отправиться на охоту. Эрка, снявшая свою парку, под коей обнаружилась длинная черная коса, во всем их поддерживала. Охотница, как ни странно, оказалась почти современницей Мэри. Только жила на далеком Севере, на каких-то затерянных островах, про цивилизацию же слышала лишь смутные сказки. Есть где-то там далеко белые люди. Глупые. Даже зайца подстрелить не могут.

Так и вышло, что трое спутников желали отправиться в лес, Арсиноя же и Алексей склонялись тоже к пряхе. Эта картина им была более привычна. Они спорили бы еще долго, разделившись три на три, спасла положение бойкая охотница, предложившая кинуть жребий. Кинули, и скоро один за другим прикладывали пальцы к выемкам под картиной с пряхой.

Снова темнота. На этот раз в нее проникли какие-то воспоминания, образы. Огромный зал, заполненный странными, полураздетыми людьми. Какофония звуков. По сравнению с ними давешнее музицирование было просто шедевром. Люди дергаются, словно в припадке падучей. Алексей, одетый так же нелепо, как и остальные. Дискотека. Надо бы хлебнуть пивка и подкатить к той вон киске. Она видела происходящее глазами спутника, но в то же время со стороны. И понимала, и одновременно недоумевала. Это было странно. Но не успела Мэри испугаться или просто растеряться, как тьма рассеялась.

Все шестеро стояли посреди луга, поросшего травой и редкими цветами. Невыносимо пекло солнце. Прямо перед путниками тянулся высокий дощатый забор, за которым виднелась крыша строения и кроны плодовых деревьев. С остальных сторон до самого горизонта луг. Но при попытке пройти по нему в любую сторону больше, чем на десять шагов, люди наткнулись на незримую стену, которая не пускала дальше.

В заборе имелась дощатая калитка, на ней металлическое кольцо.

Левее калитки на досках забора прибит деревянный почтовый ящик, на котором углем нацарапано: "назад". Вместо дырочек у ящика уже знакомые выемки, похожих на следы большого пальца. Шесть штук.

Правее обмотана вокруг доски короткая, ржавая железная цепь, на конце цепи болтается металлический ошейник. Кто бы не сидел на этой цепи — похоже, ему удалось сбежать.

Отворяте калитку и попадаете во двор. Дом со склонившейся к нему яблонькой, колодец, сарай, в котором мычит корова. За домом огородик с несколькоими кустами картошки и мокровки, яблоня с чахлыми плодами, еще одно дерево — мертвое и засохшее.

А дальше, куда ни посмотри, искореженная, потрескавшаяся, мертвая земля, на которой жухнут желтые остовы сорняков. Двор выглядит так, словно тут недавно прошла битва. Повсюду кровь, перья.

Вы пробуете войти в дом, но ничего не выходит. Дверь не открывается. На ней тоже имеется шесть выемок. А в саду, под яблоней чья-то свежая, неумело и второпях зарытая могила.

Как говорила мадам Кори : Если ты не знаешь, что думать и что делать - займись уборкой.. там далее были рекомендации о том, что приличная леди должна делать , после того как в доме воцарить порядок, но .. это место не давало для этого возможности. Так что. Оставь мысли и чувства за пределами места. Ни твои мысли, ни твои чувства никому не интересны, если они не соответствуют месту. А страх тут был не уместен. Выдохни.. и вперед. Ты леди. И даже двор мести можешь с поднятой головой..

Так что Мэри шагнула во двор как на плаху. Куртка - одета. Верхняя юбка забрана поясом и поддержала булавками. ..

Мэри начала убираться. .. И привлекать к уборки других. Попросила бабушку - подоить корову. Мужчину - натаскать воды для деревьев и коровы. Девочку - прибрать двор.. Собрать яблоки - понадобятся в дороге. ...

И уж тогда ставить вопрос - брать ли корову с собой. Тут ей не помогут - сожрут. А нам молоко лишнем не будет. А потом уж мясо. ...

Давно известно, когда происходит что-то жуткое, кошмарное, то, что человеческий разум не в силах понять, переварить или же просто смириться, лучшее средство не сойти с ума — отвлечься. Воспитание помогало Мэри держать себя в руках, даже оказавшись не пойми где. В конце-концов, что толку думать о вещах, на которые повлиять она не может. Девушка была весьма практичной. Поэтому она рассудила, что следует прежде всего позабориться о себе. И об этом странном месте заодно. Организатор из мисс Хатти был неплохой. Очень скоро Эрка орудовала найденной в сараюшке метлой, Ры и Пых таскали воду для полива, Арсиноя, присев на низенькую табуреточку, доила весьма довольную корову, а сама Мэри вместе с Алексеем запасались провизией в дорогу. Работа была не сподручна, руки Мэри больше привыкли держать иглу над вышивкой или книгу, чем, предположим, лопату. Зато отвлечься от мрачных мыслей помогало хорошо. Хотя нет-нет, а они лезли в голову. Что это за странное место? Зачем она здесь? Что произошло там... Там... С нею, со всеми остальными.

От этих размышлений работающих в саду отвлек жуткий крик. Кричала бабушка. Подойник опрокинулся, молочная река разлилась по земле. Со стоящей совсем рядом с Арсиноей на открытом летнем очаге сковородки взмыл огромный черный петух. Даже на вид птица была мертва. Причем, еще хорошо прожарена. С перьев стекало масло. А там, где положено было быть птичьей голове с гребешком, шипела зубастым ртом змея.

Никто ничего не успел сделать, ни находящиеся в саду Алексей с Мэри, ни мужчины у колодца. Птица набросилась на старуху, принялась клевать. Охотница среагировала быстрее всех, метнув в химеру дротик, потом еще один. Подобрав палку, Эрка кинулась к терзающему спутницу петуху. Несколько секунд спустя подбежали и остальные...

Общими усилиями птичка была мертва. Если так можно сказать об изначально мертвой твари. Вот только так же остекленели, уставились в беспощадное, безоблачное небо, жарящяее почем зря, глаза старой Арсинои. Стала более понятна причина беспорядка, который застали путешественники. Кажется, предстояло вырыть еще одну могилу. Чем бы ни было это место и чем бы ни был этот лабиринт — он оказался гораздо опаснее, чем предполагалось.

Там, где недавно виднелось шесть выемок, теперь их было пять. Ели в угрюмом молчании. Так же молча собирали провизию в дорогу. Пока занимались этим, корова, вдруг пошла со двора. Отворила калитку и исчезла на лугу, там, куда путникам по каким-то причинам хода не было. А уменьшившийся отряд шагнул в неизвестность, приложив пальцы к выемкам, что украшали дверь дома. И темнота снова приняла путешественников в свои объятия.

В первый раз была просто тьма. Мэри летела с балкона, а приближающаяся земля бешено кружилась. Второй оказался не похож на первый. То же мгновение, та же тьма. Только чужие мысли, кусочки чужой жизни, щедро перемешанные со своими. Теперь же, в третий раз все оказалось совсем по-другому.

Темнота была вокруг путников, спереди и сзади, сверху и снизу - темнота была везде. Темнота и больше ничего. Жуткая, всепоглащающая, чужеродная. Не существовало ничего, только тьма. И люди плыли внутри этой пустой темноты, растворяясь в ней, как сахар растворяется в кипятке, плыли часы, дни, недели, месяцы, годы, столетия. Пришло понимание - этот раз ничем не отличался от первого, и от второго. Никогда это плаванье не длилось мгновение, такое понятие, как время, вообще было бесполезно здесь. Только в прошлом милосердная память не оставила особых зацепок о пережитом: просто погасшее и тут же возвратившееся сознание, просто перемешавшиеся со своими чужие мысли, а сейчас сознание и не думало покидать странников. И пришел страх, ужас, паника, нечно животное, плохо контролируемое, первородное. Чувство человека, столкнувшегося не просто с чем-то чужим, столкнувшегося с отсутствием бытия. Тьма питалась этим страхом, переваривала его, множила, воплощала в виде уродливых фантомов: вот пролетел мимо огромный жареныей петух, вот вынырнули из ничего чьи-то зубы, вот и вовсе нечто бесформенное, клубящееся, огромное преградило путь.

Островки во тьме. Хутор, с которого путешественики только что выбрались, какой-то лес, полный огромных, острых ножей, вместо деревьев, бурная река, замок... Порождение мыслей, страхов, фантазий. Пришло понимание — это собственные страхи, не чужие. Наверно, стоило не думать, не бояться, не представлять себе ничего, и путешествие стало бы легкой прогулкой. Но нелегко не думать о белой обезьяне. Понимание, не принесло успокоения, наоборот. Мэри тонула в этой бездонной тьме, не в силах выбраться на твердый берег. Отчаянно пытаясь справиться с охватившим ужасом.

Хутор оставил гнетущие впечатление. Хотелось найти опору в уюте.. а нашлась смерть. Мери сжалась. Она старалась быть незаметной. Белые атласные перчатки она там на хуторе и похоронила. Вместе с несчастной старухой. Но это давало понимание, что отряд идет по чьим то следам. Возможно повторяет чей то выбор. Их можно догнать. В этом месте.. где все повторяется.. Но .. выжить. Поднять голову .. И ..

И у нее это не получилось... тьма окружала ее делая каждый шаг все тяжелее и тяжелее. Ноги вязли в непонятной жиже.. платье рвалось.. Приличия падали.. Лицо искажалось . Ей казалось, что она стареет .. быстро .. быстро .. неуловимо... В ее голове смешался Шекспир с Дантовским Адом. И окружающий мрак стал пустошами 2 круга... Ей хотелось сжаться.. забыться сном.. иль .. смертью..

Наше бремя — тяжелое бремя:
Труд зловещий дала нам судьба,
Чтоб прославить на краткое время,
Нет, не нас, только наши гроба.

В каждом взгляде тоска без просвета,
В каждом вздохе томительный крик, —
Высыхать в глубине кабинета
Перед пыльными грудами книг.

Книги... книги.. мы лишь история записаная на пыльных страницах. Но опора.. В какой то момент Мэри отстала от остальных , свернулась клубочком и зашептала молитву ДЕВЕ Марии... Она никто и ничто. Он не имеет право быть и лишь перебирая четки дозволено ей может жить...

Тьма обступала со всех сторон, заставляя сердца странников сжиматься от ужаса, выбрасывать в кровь зверские дозы адреналина. Монстры, порождения ночных кошмаров, твари из Ада, окружали, водили хоровод, вокруг Мэри, тянули к ней руки, намереваясь разорвать на части. Еще немного и она не выдержит, уйдет в небытие, только чтобы прекратить это. И один из спутников не выдержал. Алексей. Такой спокойный, крепкий и рациональный мужчина. Каким-то непостижимым образом в этой странной субстанции, где глаза ничего не значили, Мэри видела, как он он исчезает, растворяется во тьме, перестает быть. Девушка свернулась клубочком и зашептала молитву. Прося о помощи или о том, чтобы это прекратилось...

... Тьма отступила резко, Мэри вдруг поняла, что стоит посреди огромного зала. Она была одна, горели свечи. Ее спутники... Они отстали, а может быть, девушка отстала от них. Возможно, их тоже поглотила ненасытная тьма. Мэри была одна, одиночество пробирало, унося остатки храбрости. Броситься на пол и зарыдать. Она с трудом совладала с собой, разглядывая помещение, в котором очутилась. Огромный зал, доверху набитый книжными полками. Книги тянулись и тянулись, полкам не было конца. Свечи на стенах. Ни окон, ни дверей. Никакого выхода.

Она вдруг вспомнила, перед тем, как попасть сюда, там в этой жуткой темноте, она повторяла про себя строчки. Еще до того, как начала молиться. Стихотворение... Тоска... Кабинет... книги... Неужели это она? Неужели это она сама воплотила стихотворение, вылепила из него это странное место? Мысль пришла словно откуда-то из вне.

— Ох, темень какая. Ни черта не видно. Свечка тусклые. Костер бы сейчас зажечь! — первая мысль была — радость. Все же, Мэри выбралась не одна. Охотнице тоже удалось найти путь во тьме. Вторая...

Вторя словам Эрки, вдруг посреди залы полыхнул яркий костер, взявшийся словно ниоткуда. Вторя ее словам? Или потому что она пожелала этого вслух? Догадка билась в глубине сознания, но важнее было другое: тонны бумаги со всех сторон. Сколько пройдет времени, прежде чем огонь доберется до нее и превратит залу в аутодафе для двух растерянных девушек. Нужно срочно было предпринять что-то. Но что сделать и как потушить костер?

Мери все еще трясло от кошмаров. Увидев огонь она вскрикнула , сорвала жакет и бросилась в панике тушить огонь... Каждая остановка в этой комнате забирала чью то жизнь... Это место растворяло и убивало. И то, что они уже мертвы не имело никакого значения. Только не девочка. Она еще слишком юна .. Она младше, чем она. Огонь надо сбить... Мери хлестала курткой по огню, стараясь потушить его, как можно быстрее. И одновременно шепча молитву...

Аве Мария!
Милосердная дева!
О, послушай девичью молитву,
Ведь ты же можешь услышать её посреди пустыни,
Ведь ты, именно ты в силах спасти от отчаяния.
Мы спокойно заснем до завтра,
Хотя люди и оклеветали и изгнали нас.
О, дева, посмотри на девичье горе,
О, Мать, услышь молящего ребенка!
Аве Мария.

Радуйся, Мария, благодати полная!
Мария, благодати полная,
Мария, благодати полная,
Радуйся, радуйся, Господь,
Господь с тобою.

Воздух в темной пещере, такой тяжелый,
Станет дуновением утешения, если ты улыбнешься.
О, дева, услышь девичью мольбу,
О, Мать, услышь молящего ребенка.
Аве Мария,
Аве Мария.

По ее щекам лились слезы отчаянья.. Пресвятая дева.. услышь и защити...

Мэри хлещет курткой, пытаясь унять огонь, но от этого он разгорается только ярче, прожигает в ткани дыру, перекидывается на книжные полки, становится трудно дышать. Девушка в страхе читает молитву, но Пресвятая Дева, кажется оставила их. Молитвы, когда и кому они помогали?

— Воздух в темной пещере, такой тяжелый, станет дуновением утешения, — шепчет еле слышно Мэри, почти задыхаясь. И при этих словах начинает дуть ветер, взявшийся неизвестно откуда. Он раздувает огонь, с одной стороны еще сильнее увеличивая пожар, но с другой принеся временное облегчение сумевшим вдохнуть полной грудью. Подарив желанную передышку.

— Воды, надо воды, — кричит девочка, — воды!

В ответ на ее призыв вода льется кажется отовсюду, две стихии схлестываются в яростном поединке. Ветер и вода противостоят огненному демону. И он сдается.

Сидите привалившись к стене, тяжело дышите.

— Я захотела огня, и он появился. Ты позвала ветер, и он пришел. Я вызвала воду, — Ярка задумчиво крутит кончик косы.

— Хочу кабанью ногу! — командует она немного капризно. Но ничего не происходит. — Когда я думала о костре, я представляла его себе, — девочка, удивительно быстро оправившись от испуга, уже начинает новые эксперименты. Довольно опасные, если вспомнить, что в прошлый раз она чуть не погубила обоих.

Но со временем и Ярке и Мэри удается получить то, что хочется. Это оказывается не так уж трудно. Надо лишь представить себе предмет. Как можно лучше, в деталях и четко сказать вслух. Это жуткое открытие, от него попахивает серой. Но ведь надо как-то выбираться отсюда. И они представляют себе дверь. Дверь сделать оказывается труднее, чем огонь или чашку с чаем, которую вызывает силой воображения Мэри. Как путницы не стараются, поначалу ничего не выходит. Лишь уставившись в одну точку вдвоем и договорившись думать об одном и том же: небольшой двери, выкрашенной зеленой краской, с блестящей медной ручкой. Лишь объединив усилия и громко крича (вдруг кто-то должен услышать) на два голоса: «Пусть здесь будет дверь», они добиваются желаемого. Дверь возникает, именно такая, как Мэри представляла себе в мыслях. От умственного напряжения пот стекает со лба, как будто она занималась тяжелым физическим трудом. Но они открывают проход. Вот только куда? Взявшись за руки, путешественницы шагают за порог и...

В комнату вошла девушка, в мокром длинном атласном платье. На ее плечах был жакет, местами подпаленный. Из под платья торчал грязный низ нижней юбки. На туфли вообще лучше было не смотреть. Девушка судорожно перебирала деревянные четки. Прическа была растрепанной, из нее, следами былой роскоши, торчали в разные стороны невидимки и обрывки кружав. Девушка была какая та вся замученная и помятая.. Она брела как то автоматически переставляя ноги, судорожно цепляясь за разноцветную тряпочку на шею, до ли таща себя на ней, то ли пытаясь повеситься.. вот так, обречено бредя она и прошла к поездам..